Ни одной стране так не угрожает возобновление столкновений на религиозной почве, чем Ираку.
Иран уже дал клятву защищать шиитское правительство в Ираке, но пока не начал открытое военное вмешательство. Осознавая подобную перспективу и, без сомнения, имея в виду Иран, такие государства Персидского залива, как Кувейт и Саудовская Аравия, предостерегли против вмешательства иностранных держав в Ираке.
Тем не менее, сообщают, что суннитские боевики приближаются к Багдаду. Как уже отмечалось, крайне маловероятно, что они смогут взять город. Их недавние успехи в Северном Ираке были достигнуты благодаря классической партизанской тактике, такой, как засады на отдельные иракские подразделения. Это вынудило иракские войска оставить позиции. Боевики «Исламского государства Ирака и Леванта» (ИГИЛ) сумели «захватить» крупные города просто потому, что они были оставлены войсками, а также потому, что идею ИГИЛ признаёт, если не откровенно поддерживает суннитское население. Иракские правительственные войска и шиитские отряды самообороны никогда не покинут Багдад, а шиитские части города не примут контроль ИГИЛ без ожесточенного сопротивления, которое не смогут подавить небольшие группы боевиков ИГИЛ.
Однако, если события в Багдаде неожиданно повернут к худшему, Иран будет вынужден вмешаться, сначала скрытно, но, в конечном счете — открыто, с военной силой. В силу географии граница Ирана с Ираком является частью страны, где продемонстрировать силу легче всего. Это предоставляет благоприятную возможность Ирану тогда, когда он силён, но становится уязвимым местом в случае, когда он слаб.
Данный географический факт был не раз подтвержден иранским властям, последний раз сравнительно недавно, когда Саддам Хуссейн вторгся в Иран в 1980 году, развязав на восемь лет жестокую войну, унесшую жизни, по меньшей мере, миллиона человек. Ирано-иракская война в памяти иранцев сравнима с восприятием в России Великой отечественной войны. Наличие захвативших власть в Ираке антишиитских фанатиков станет в первую очередь серьезной угрозой для безопасности Ирана. Кроме того, это также стало бы колоссальным ударом по легитимности самого правительства Исламской республики.
По этой причине иранское правительство никогда не позволит ИГИЛ завоевать Ирак и, несомненно, осуществит военное вмешательство задолго до того, как это может случиться. При этом Иран всегда пытался защитить свою внешнюю политику перед международным сообществом. Все страны стремятся к этому в той или иной степени, но Иран особенно одержим чувством справедливости (так, как он это понимает). Поэтому в силу особенностей революционного режима Ирана, а также в связи с его ограниченными военными возможностями это подразумевает, что «мягкая сила» – это один из его главных способов распространения влияния на Ближнем Востоке.
Тегеран уже начал дипломатическую подготовку военного вторжения в Ирак. Президент Хасан Рухани, выступая перед телезрителями, заявил: «Что касается шиитских святынь в городах Кербела, Эн-Наджаф и Самарра, мы объявляем убийцам и террористам — великий иранский народ, не колеблясь, защитит эти святыни».
Иными словами, Иран разыгрывает крымскую карту в Ираке. Хотя Рухани говорил о защите шиитских святынь, на самом деле отсюда лишь шажок к тому, чтобы оправдать вмешательство в целях защиты шиитского населения Ирака.
Если Иран реализует эту угрозу и открыто вмешается для защиты шиитов Ирака и их святынь, то США столкнутся с проблемой. С одной стороны, у них есть четко выраженная краткосрочная заинтересованность в том, чтобы Иран поддержал иракское правительство и нанес поражение боевикам ИГИЛ. С другой стороны, Америка категорически против вмешательства России в Крыму и Восточной Украине, которое обосновывается необходимостью защиты этнических русских, – и не хочет видеть повторения и развития подобного прецедента на Ближнем Востоке.
Эта последняя часть особенно важна, так как прецедент имеет значение далеко за пределами Украины и Ирака. В самом деле, оправдание государствами военной интервенции необходимостью защиты своих соотечественников за границей имеет долгое и позорное прошлое в современной истории. В конце концов, это было использовано Адольфом Гитлером для того, чтобы оправдать ранние нацистские завоевания в таких местах, как Рейнская область и Польша.
Существует также ряд потенциальных возможностей использовать прецедент и сегодня. Например, во многих странах Юго-Восточной Азии есть печальный опыт агрессивных выпадов против их этнического китайского населения. В случае подобных инцидентов в будущем Китай может позволить себе вмешаться, исходя из соображений защиты зарубежных китайцев, даже если эти китайцы будут против вмешательства Пекина. Как мы видели во время гражданской войны в Шри-Ланке, Индия могла бы использовать доктрину «ответственности по защите» для вмешательства в странах Южной Азии.
Ближний Восток сам созрел для будущих «крымов». Например, если «крымская карта» сыграет в Ираке, то можно предположить, что Тегеран будет угрожать вмешаться в таких странах, как Бахрейн и Саудовская Аравия в случае восстания там шиитов против жестоких притеснений со стороны суннитских правительств.
Таким образом, США, как страна, имеющая краткосрочный интерес в Ираке, но стремящаяся формировать глобальные нормы, может потенциально столкнуться с рядом жестких решений по Ираку в ближайшие недели и месяцы. К счастью, как уже упоминалось выше, иракское правительство, скорее всего, остановит наступление ИГИЛ до того, как Иран почувствует необходимость вмешаться открыто. Действительно, Иран меньше всего хочет видеть усиление религиозной напряженности в регионе, как это ясно дал понять президент Рухани в своем твиттере, написав буквально следующее: «Иракские сунниты, шииты и курды готовы вместе победить терроризм
«The Diplomat», Япония
Газета «Свободный Курдистан» № 6 (132) 2014 г.