Ганад Чарказян
ЯГНЕНОК
Многое повидала на своем веку Овечка¬мать. А век ее был долгий. Когда она размышляла о своей, в общем, счастливой судьбе, то приходила к убеждению, что ей просто повезло. Могла она стать и украшением праздничного стола.
Могла быть унесена волком и растерзана в его логове жадными волчатами. Могла утонуть при переправе через бурную реку, как ее родная сестра, которая, честно говоря, всегда была слишком пылкой. «Бе-естолочь!» — часто говорила их мудрейшая мама, которая тоже дожила до глубокой старости. Даже вчера она, вроде бы умудренная годами овечка, чуть не угодила в открытый канализационный люк. Чего только ни придумают эти хитрые люди. А потом — что ж, скажут, сломала бедняжка ножку, не на руках же ее теперь носить — на шашлык. Хотя ей и везло, но ведь в главном — то, что родилась овечкой,— везения не было. Да и с везением было не все так просто, видно, она уже израсходовала свой запас. Во всяком случае, на потомство его уже не хватало.
Хотя поначалу все было просто прекрасно. Ее выбрал самый сильный и грозный баран, вожак стада. Его любовь открыла ей всю радость мира. А когда появился ягненок, счастью ее не было предела. Можно было не пить, не есть, а только смотреть без устали на это создание. Но дети, к сожалению, имеют обыкновение расти и понемногу лишать нас того счастья, которым вначале одаривали.
Сынок ее понемногу проявлял свой нрав, далеко не овечий. Таких шустрых и своенравных в стаде еще не было. Он не уставал блеять, что права ягнят постоянно нарушаются, что никакой свободой и демократией в стаде не пахнет, что пастух — гнусный тиран и кровопийца — проводит геноцид овечьего народа. И почему¬то жертвой безжалостного убийцы становятся самые юные и нежные ягнята, еще ничего не успевшие узнать на этом свете. Уж если резать — так их, старых, все повидавших, которые все прошли и все испытали. Нет, он не может мириться с такой несправедливостью, он ни перед кем не склонит свои колени, даже перед родной матерью!
Ягненок продолжал негодовать, собирая вокруг себя таких же несмышленышей. Но как бы ни возмущал его уклад жизни Овечки¬матери, ее вроде бы благополучная судьба, изменить пока он ничего не мог. Да и в овечьем стаде амбиции и запросы молодых редко когда совпадают с мыслями и чаяниями взрослых. Даже если это мысли и чаяния родной матери. Овечка¬мать как¬то не согласилась однажды с Ягненком и попыталась осторожно урезонить непослушное чадо:
— Люди говорят, что умный ягненок двух матерей сосет…
— Ну да, только им и позволено судить о нашей жизни. Но мы¬то не вмешиваемся в их жизнь. Плевать я хотел на то, что они говорят! У нас есть собственная гордость! Привычка подчиняться и кланяться пастуху — позорна! Мы унижаемся сами и унижаем свою свободу. Я никогда не встану на колени! Лучше умереть стоя — это тоже говорят люди,— чем жить на коленях!
Овечка¬мать, с одной стороны, была напугана такими речами, а с другой — горда: никто из его ровесников еще и двух слов связать не мог. Они только и знали, что резвились на лужайке и бодали друг друга. Видит Бог, что Ягненок ее самый умный во всем стаде. Это, наверное, от отца. Она совсем не обижалась, что тот словно и забыл о ее существовании, особенно теперь, обхаживая гладкую и стройную ярочку. Она даже гордилась, что ее бывший супруг всегда выбирает самых красивых. Значит, и она была такой же. Зато вот теперь ее сынок — самый умный. И кто знает, если сумеет благополучно преодолеть свой детский возраст, может, и станет со временем таким же грозным и мудрым вожаком, с которым даже пастух считается.
— Пастух же охраняет нас от волков, кормит, когда пропадает зеленая трава, лечит от болезней, как же можно его не слушаться и не почитать?! — спросила Овечка с надеждой, что Ягненок поймет свою ошибку. Но у Ягненка уже было свое понимание.
— Подлый лицемер! Охраняет от волков, чтобы съесть самому! А наши овечьи шкуры, которые он носит! Нет, мама, хоть мы и живем в стаде и все мы бараны, как ни прискорбно, но я — то не встану на колени! Ни перед кем!
Овечка огорчилась, что, обладая большим умом и незаурядным характером, ее чадо несет черт знает что. Как бы не услышал кто. Окончить жизнь на шампуре очень просто. Поди докажи пастуху, что ее сыночек самый умный, хотя и несет глупости.
— Он нас кормит, и этим уже заслуживает уважения, сынок,— попыталась Овечка еще раз вразумить свое упрямое дитя. Оно только взбрыкнуло и убежало прочь, к самому обрыву, где стоял иногда только вожак стада, его отец.
Обладая характером и умом, Ягненок, тем не менее, был лишен, в силу возраста, той информации, что позволила бы ему прийти к полноценным умозаключениям. Он пока не знал множества простых истин — вроде того, что после лета приходит осень, а там и зима на носу. Не знал он и того, что есть хочется и тогда, когда на дворе снег и мороз. Многого он еще не знал. Даже того, что если пастух не позаботится о зимовке стада, то они все окажутся по очереди на чьем¬то столе в виде жаркого. Он еще не понимал, что ничего в жизни просто так не дается. За каждым делом стоит труд. И что каждый труд заслуживает, по меньшей мере, благодарности.
Целый день Ягненок перебивался травой и не подходил к матери на ее нежный и жалобный зов, хотя сладкого материнского молока хотелось ему все больше и больше. Однако он не мог поступиться принципами, которые созрели раньше, чем его ум. Овечка¬мать терпеливо ждала, надеясь, что все образуется, как это и бывает в жизни, само собой.
Пастух, к счастью, ничего не знал об этих дискуссиях в подведомственном ему стаде. Он с удовольствием следил за крепким и смелым Ягненком и думал, что вот лет через пять, если убережет его от всех опасностей, от воров¬зоотехников, от районного начальства, которое уж куда опаснее волков, то, даст Бог, будет у него новый вожак, не уступающий старому. О благодарности со стороны баранов пастух никогда и не думал и уж, тем более, не ожидал ее. Худо¬бедно он управлялся со стадом, добиваясь запланированного приплода и привеса. А все, что сверх, спокойно пускал на собственные нужды. Да и от шашлыка из молодого барашка никогда не отказывался. Выбирал он для него, правда, из тех слишком резвых и бестолковых, что норовят зашибить друг друга до смерти.
Вечером, когда стадо вернулось в кошару и Ягненок, измученный и проголодавшийся, разыскал свою истосковавшуюся мамочку, он сразу нашел свой любимый сосок и, став на коленки, с наслаждением тянул материн¬
ское молоко, не думая ни о чем.
Когда, утолив чувство голода и потребность в материнском тепле и ласке, он поднялся с колен, то снова почувствовал себя свободным и независимым. Овечка¬мать заметила это.
— Сынок! Хорошо, что у тебя есть чувство собственного достоинства. Многим этого не хватает. Но, кажется мне, в твоих действиях и мыслях есть противоречие…
— У меня? Противоречие? Какое? — не выдержал Ягненок.
— Погоди, не перебивай,— продолжила Овечка¬мать.— Вот сейчас, когда ты пил материнское молоко, ты встал на колени. Хотя еще утром говорил, что никто не заставит тебя это сделать. Тебе не было стыдно, сынок?
— Я же пил, мама,— ответил Ягненок.
— Значит, ты, стоя на коленях, благодарил свою мать?
— Ну, наверно… я как¬то не думал.
— Да, не просто осмыслить все, что происходит с нами в жизни. Одно событие цепляется за другое, все связано со всем, так что надо хорошо подумать, чтобы иметь право что¬то сказать. Но теперь ты понимаешь, что кто¬то в жизни пастух, а кто¬то ягненок в стаде?
— Понимаю, мама…
— Вот и запомни: если ты ешь чужой хлеб, если не можешь сам обеспечить себя, будь добр уважать того, кто дает тебе этот хлеб, а если и надо, как ты сегодня сделал, стать на колени… Будь умней, и будешь долго жить. Пастух знает свое дело, на то он и пастух…
Ягненок подумал, что Овечка¬мать не только добрая, но и очень мудрая. Он запутался в словах, как в густой траве, и попался в собственные силки. Но ясно теперь, что каждый — в стаде или вне стада — должен заниматься своим делом.
«Свободный Курдистан» № 5