Второй путь, который они могли избрать, — это путь торгового монополизма.
Можно сказать, что в этом плане был пережит серьезный этап.
Значительная часть традиционной родоплеменной знати еще раньше познакомилась с торговлей (даже в Мекке знать использовала торговлю как базу и источник существования). Гео-биологическая обстановка Аравийского полуострова благоприятствовала монополизации земледелия. В связи с пустынным характером скотоводство развивалось ограниченно. Караваны купцов, следовательно, благодаря возможности получения прибыли, превратили торговлю в монополию прибыли. Дамаск, Алеппо, Басра, Каир, Таиф, Мекка, Самарканд, Бухара, Газни, Герат и, естественно, столица Багдад, вступили в период возвышения в качестве новых и значительных центров торговли. Намного раньше, чем в Европе, и в гораздо более развитой форме происходила «урбанистическая и торговая» революция.
VIII-XII столетия н.э. стали, вместе с тем, периодом «урбанистической и торговой революции ислама». В аграрной и промышленной монополиях прибыль не была в достаточной степени реорганизована, стало быть, осталась ограниченной. Не был осуществлен такой же самый революционный скачок в земледелии и промышленности. С позиций ислама наиболее критическая точка сформировалась именно в этом вопросе. Отчего же не была предпринята попытка эффективного аграрного и промышленного подъема? По сути, на Ближнем и Среднем Востоке в обеих сферах имелось достаточно накоплений. Нил, Тигр, Евфрат и Пенджаб предоставляли водные и земельные ресурсы, достаточные для самостоятельной аграрной революции.
В историях цивилизаций Шумера и Египта имели место две аграрные революции. Более того, также действовала неолитическая аграрная революция, насчитывавшая тысячелетия, то есть существовала нормальная сельская земледельческая община. Ремесла и промышленность, будучи связаны с историей города, обладали наиболее древними историческими ценностями (около четырех с половиной тысячелетий). Необходимый философский и научный фундамент, в частности в период правления Аббасидов, пережил полуренессансную революцию. При желании можно было осуществить аграрную и промышленную революцию, намного превосходящую уровень Европы.
На мой взгляд, было бы разумно искать основную причину этого в методе накопления прибыли. Система, даже без революционных перемен (в земледелии и промышленности) могла методами торговли и добычи трофеев добиться накопления огромной прибыли. Власть и военная добыча (аннексии) казались более привлекательными. Почти все населенные пункты мира, за исключением Китая, могли стать сферой добычи и торговли. Принцип «завоевания мира» предоставлял для этого возможности. Армии и войны были превращены в наиболее эффективные монополии, организации и акции прибыли. Но ведь европейские передовые силы аграрной и промышленной революции, коими были монополии Англии и Голландии, пытаясь выйти за рамки весьма стесненного положения (они были стеснены Испанией, Францией и Папством), нашли выход в непрерывной реализации аграрных и промышленных новаций. В противном случае они очень легко подверглись бы разложению и колонизации со стороны притеснявших их сил.
У властной монополии на Ближнем и Среднем Востоке такой проблемы не было. Гегемония имела одинаковый вес везде. Вообще не было сил, способных в противодействие этой гегемонии направить усилия на монополию прибыли. Если у христианских народов в из – за присутствия Византии (силы, составлявшей статус-кво того периода), и были такие намерения ( кандидатами были армяне, ассирийцы и греки), то шансов на осуществление такого скачка практически не было. Впрочем, ислам преградил им дорогу. Таким образом, армия и искусство войны, как монополии власти, могли продолжать играть свои роли наиболее эффективных и значительных на тот момент инструментов получения прибыли. Одной победы было достаточно для превращения целой страны и общества в поле трофеев. Источники, за которые велись войны, тоже росли как снежный ком.
Стало быть, аграрная и промышленная революции неспособны были развиваться потому, что в сравнении с военной и политической монополиями не могли принести достаточно прибыли. Неспособность аграрной и промышленной революции к развитию закрывала путь и научной революции, следовательно, и надвигающейся революции в сфере философии и искусства. На мой взгляд, именно по этой основной причине в исламе не получили полного развития и реализации такие явления, как Ренессанс, Реформация и Просвещение. Ислам, едва ли не предав свою четырехвековую историю, сам создал возможности для того, чтобы его гегемония ускользнула в сторону Европы. С этим тесно связан также факт притеснения христиан и иудеев, вынужденных переселиться в Европу. Осуществляя таким образом последнюю и самую высокую волну центральной цивилизации Ближнего и Среднего Востока, суннитский ислам вместе с тем становится обобщенным символом всего комплекса военных, политических, экономических и идеологических сил, ставших основной причиной распада официального суннитского ислама.
После XII века исламская цивилизация и демократическая оппозиция, отойдя от арабского родоплеменного фундамента, обретет более разнообразный этнический характер. Речь идет о переходе в такой период, когда главенствующую роль играла скорее тюркская родоплеменная аристократия. Этот значительный процесс, влияние которого не прекращается и по сей день, характеризовался всевозможными классовыми и этническими потрясениями. Еще во времена омеиядов родовой снобизм курейшитов превратился в арабский шовинизм под названием Kavmi Necip (благородный род).
Вторым значительным предательством после классового предательства антиислама (преимущественно суннитского ислама) по отношению к неимущим слоям племени, бедуинам, стало предательство на почве этноцентризма. Это наследие, приняв впоследствии более жесткую форму, углубит классовые и этнические противоречия.
В антиисламе второй по своей роли, после арабской знати, была тюркская родоплеменная знать. Сельджукский период (1040-1308 гг.) отнюдь не является периодом полного господства тюркской знати, как это принято считать. Известно, что еще со времен экспансии гуннов на Запад многие отдельные личности и группы, отойдя от своих тюркских племен, перешли на платную военную службу к византийским и арабским правителям того периода. Это было распространенной традицией. Еще с IX века тюрки начали служить у Аббасидов.
Сельджукское княжество воплотило более развитую форму этого процесса. Аббасидские султаны в качестве стратегического принципа использовали следующий метод: в угоду своим интересам они наделяли сельджукидов различными функциями, связанными с Ираном и Анатолией. На протяжении длительного периода, даже до конца существования династии, они были под контролем Багдада, являвшегося центром султаната,. Если и возникали кратковременные фактические разрывы, то в идеологическом, политическом и культурном отношениях всегда существовало единство, демонстрировавшее своего рода продолжение друг друга.
3. Происхождение сельджукских тюрок (с точки зрения их аристократии) является интересной темой, требующей исследования. Серьезным предположением является то, что сам Сельджук-бей в конце X века был связан с иудейским тюркским Хазарским каганатом на северо-западе Каспийского моря, даже был одним из должностных лиц этого государства. Это можно предположить, исходя из имен его четырех сыновей (если не ошибаюсь, имена сыновей — Микаил, Муса, Исрафил и Якуп). Но он был одним из тех, кто лично осознал необходимость казаться или быть мусульманином, чтобы обладать влиянием в исламском мире, сфера господства которого дошла до границ с Китаем. Связи между тюркской знатью и иудейской элитой, распространившиеся на Ближнем и Среднем Востоке, являются исторической и актуальной проблемой, сохранившей свое значение и по сей день и требующей очень глубокого исследования. В частности, до тех пор, пока военные, экономические и политические результаты этих взаимоотношений не будут изучены до конца, крайне сложно в достаточной степени осознать и оценить исторические и актуальные реалии.
Тюркская родоплеменная знать смогла достичь господства над правителями оседлых народов в форме различных династий до сельджукского Анатолийского государства. Это продолжалось в Египте, различных княжеств Ирака и Сирии, а также в виде сельджукских султанатов в Анатолии и Иране. Такого рода экспансия тюркской родоплеменной знати на Ближнем и Среднем Востоке имела два крупных исторических последствия. Во-первых, это их вторая, после арабов, господствующая позиция. Во-первых, они заняли следующую после арабов ступень иерархии. Их основная стратегическая линия постоянно проходила через такие понятия, как власть и государство. Однако естественным итогом этой тенденции стало растворение высшего слоя тюрок в арабской и персидской культурах. Они не могли достаточно открыто отстаивать свою тюркскую идентичность, ставшую менее заметной по объективным причинам Историческими жертвами такого характера арабских и тюркских султанских режимов стали армяне, ассирийцы и греки, и частично, курды.
Абдулла Оджалан
Продолжение следует