Водораздел между авторитарными формами управления и демократическими формами самоуправления обществом имеет ключевое значение для решения фундаментальных социальных проблем. Коренные различия между двумя управленческими парадигмами должны быть разделены и конкретизированы, иначе неизбежной станет недееспособность всех разрабатываемых решений.
До тех пор, пока не будет свободно назначаться социальная администрация, все остальные проблемы так и останутся нерешенными, наткнувшись в конечном итоге на нерешенность вопросов управления, даже повлекут за собой усугубление проблем. В качестве исторического примера, отметим, что диктаторский подход к управлению сыграл определяющую роль в несостоятельности социалистического опыта в XX веке.
Аналогичное явление скрыто и в природе неудавшихся революций. Такого рода революции, становясь итогом неумения оторваться от авторитарного мировоззрения, или деградируют, превращаясь во власть, или же, полностью выдворив из обихода понятие управления, впадая в личностный анархизм, неизбежно скатываются к поражению.
Социальная проблема зародилась вследствие того, что управление было подвергнуто насилию со стороны иерархической и государственной власти. Поскольку невозможно создать институты репрессии и эксплуатации, не подвергнув насилию управление и не превратив его в искаженное, вводящее в заблуждение явление, само по себе явление управления или не реализуется, или не может избежать своего временного характера.
По мере аннексии управления над общественными укладами создаются механизмы глубокого давления и эксплуатации. Тем самым, как в предании с ящиком Пандоры, все социальные явления задыхаются в клубках проблем.
Система естественно складывавшегося общества, разрушенная иерархическим правлением, помимо проблем, имеющих природное происхождение, столкнулась еще с внутренними социальными проблемами. В материальной и духовной культурах общества проблемы постепенно занимали преобладающее место.
Ужесточающиеся столкновения между кланами и родами сигнализируют о проблематичной структуре. Спорные мифические мысли и религиозные концепции, возникающие в мире мышления, в сущности, становятся выражением возрастающей социальной проблемы. Все эти явления ярко выражены в шумерском обществе.
Войны между богами, собственно говоря, являются выражением столкновения интересов между возвышающимися иерархическими сословиями и управлением городов-государств. В период между 5000 и 3000 гг. до н.э. в Нижней Месопотамии формируется прототип борьбы за власть, свидетелями которой станут последующие цивилизованные общества.
Это был прототип монополий эксплуатации, глубоких социальных проблем на почве противоречий между городом и селом («варвары») и классовых противоречий. Здесь возникали виды всех последующих форм социальных противоречий и согласия, государства, класса, внутригородских и внешних столкновений, а также первые образцы мира и согласия.
Несмотря на то, что авторитарное правление вышло победителем этого процесса, общество никогда не расставалось со своей мечтой о самоуправлении, постоянно выдвигая авторитарному правлению свои требования, касающиеся самоуправления.
Родоплеменные формы управления, являющиеся наиболее распространенной в истории общественной формацией, пережили стадию самоуправления; люди предпочитали уходить в горы, становились кочевниками пустынь и степей, но не склоняли головы перед чужеземными авторитарными правителями. Люди познали горечь уничтожения до последнего человека, но не отказались от своего права на самоуправление, являющегося одним из основополагающих потребностей социальной природы.
Родоплеменные общины жили с глубоким осознанием того, что утрата самоуправления завершается утратой идентичности и пленением. Явление, называемое восстанием варваров против городов, является, в сущности, борьбой родоплеменного сообщества, не желающего расставаться с мечтой о самоуправлении, желающего сохранить собственную идентичность. Это явление можно широко наблюдать и сегодня.
Наступление и восстания против Шумер арамеев (прото-арабских племен) с запада и хурритов (прото-курдов) с севера и востока в виде поразительных признаний в форме легенд упомянуты на шумерских клинописных дощечках.
Проблема самоуправления в процессе становления родоплеменных сообществ в качестве наций и народов конкретизируется в виде демократии («демократия» означает по-гречески «правление народа»). Демократию следует охарактеризовать двумя значительными качествами. Во – первых, она содержит антагонизм структуризации власти над народом, формирования государства.
Во – вторых, демократия расширяет участие самоуправления, оставшегося от традиционного общества, создавая культуру дискуссий и собраний, она формирует прототип парламента. Самоуправление, являясь демократической автономией, реализует и структурирует участие всех заинтересованных социальных единиц. В этом плане мы находим поразительный исторический пример в письменных источниках, касающихся демократии Афин.
В силу того, что афинская демократия не сумела изжить рабовладения, мы не можем в полном смысле считать ее демократией. Но она не считается и государством, потому что не приняла становления государства по образцу Спарты. Этот яркий пример перехода от полной демократии к государству преподает множество уроков, которые и сегодня действительны в отношении реальной демократии.
Прямая демократия, установление управления путем ежегодных выборов и отсутствие каких-либо привилегий у избранного управления, существование самого факта управления в подчинении демократии, культура собраний, обеспечивающая участие граждан в политических дискуссиях и, тем самым, их обучение, — все это есть наследие афинской демократии, дошедшее до нашей эпохи. Несомненно, все, что пережито другими бесчисленными обществами, но не отражено в письменных источниках, также является аналогичной культурой демократии.
Исторические опыты, примеры которых мы постарались вкратце привести, свидетельствуют о распространении в них таких понятий, как «самоуправление» и «демократия». Демократия позиционирует себя как форма управления, не сливающаяся с властью, не способствующая возникновению такого рода социальных проблем, не дающая повода для порождения гнета и эксплуатации.
Очень важно постоянное поддержание конкретного состояния этих основных качеств демократии или демократической автономии на фоне деградации авторитарного управления и верность этим качествам. Самое большое зло, которое можно причинить демократии, — это ее превращение в камуфляж легальности власти или государства.
Демократии ни в коем случае не должны отождествляться с властью и государством. Такого рода смешение могло бы привести не только к не решаемости социальных проблем, но и постепенному их накоплению. Демократии, которые способствуют сохранению постоянной активности политического сознания и нравственной чуткости общества, являются сферами реального решения проблем, порожденных властью и государством.
Мы не знаем другого режима, который мог бы решать социальные проблемы, не обращаясь к военной силе. Демократии самоотверженно воюют только тогда, когда благоденствие общества оказывается под угрозой, исходящей от власти и государства, и в этом случае их нелегко победить.
В эпоху капиталистической современности наибольшую угрозу для демократий и автономных управлений представляют собой национально-государственные власти. Ряд национальных государств, использующих демократию в качестве своей маскировки, обеспечивая наиболее жесткие формы централизации, полностью аннулирует право общества на самоуправление.
Либеральная идеологическая гегемония, пытаясь внушить, что эта антидемократическая черта национального государства является особенностью «демократической эпохи», считает игнорирование демократии данным государством победой демократического режима.
Реальной проблемой демократий в эпоху современного капитализма является умение подчеркнуть собственное отличие, не уступать и не отходить от своей особенности, требующей активного участия и постоянства. Нет ни одной социальной проблемы, которую не могли бы решить демократии, если не будет навязана гегемония власти и государства.
То, что социалистическая система попыталась решить проблему власти и государства в виде формирования противостоящих власти и государства, стало основной причиной банкротства. Система социализма совершенно не учла того, что государство и власть — это накопленный капитал, и по мере обретения действенности они превращаются в капитал и капитализм, и в этом плане имела место серьезная теоретическая близорукость.
Думая, что, путь к коммунизму будет найден с помощью многократного по сравнению с классическими либеральными примерами увеличения центрального национального государства, социалистическая система столкнулась с самым диким капиталистическим образованием. Наиболее важным итогом опытов социалистической системы оказалось следующее: социализм не может развиваться без демократии.
Ставшие сегодня актуальными проблемы, связанные с гражданским обществом, правами человека нацменьшинств, и местным самоуправлением, а также все классические национальные проблемы появились в результате подавления демократии и самоуправления центральным национальным государством. Путь решения этих проблем связан с тем, насколько будет нейтрализована почва, допускающая узурпацию прав.
То, что и федеральный характер США, и ЕС развиваются на основе возврата, пусть и мучительно медленными темпами, узурпированных демократических ценностей гражданскому обществу, личностям и органам местного самоуправления, свидетельствует о том, что они отмахиваются от теорий и тактических планов национальной государственности, насчитывающих три столетия.
Данный трехсотлетний процесс способствовал невиданным в истории войнам, грабежам и колонизации, геноциду и ассимиляции. Пример ЕС — это исторический шаг, пусть и ограниченного, но возврата к демократии. Как было заметно на примере национального государства, очень серьезной является вероятность того, что упомянутая модель, открытая для демократии, постепенно найдет своих сторонников в лице государств и народов мира.
Однако настоящая радикальная демократия, похоже, развивается на других континентах. Опыт Латинской Америки, подходы стран бывшего социалистического лагеря, реалии Индии и даже Африки с каждым днем все больше подчеркивают важность демократизации, поворачивают процесс развития именно в этом направлении.
Масштабы хаоса, переживаемого главным регионом центральной цивилизации, всесторонне и со всеми реалиями раскрывают несостоятельность национально-государственной модели и разделения власти. Этот хаос сорвал все маски с национальной государственности и моделей власти Палестины, Израиля, Ирака и Афганистана, уходящих корнями к самой развитой иерархии, этот хаос конкретизировал тот факт, что они стали основными источниками проблем, и именно данные источники породили самые грозные войны, террор и массовые убийства.
Таким образом, в достаточной мере доказано, что национальная государственность и передел власти бумерангом возвращаются и бьют по своим же хозяевам.
В данных условиях раскрывается конструктивная сила радикальной демократии и демократической конфедерации. Географический регион, ставший колыбелью восхода цивилизации, в этот раз становится колыбелью демократического федерализма, радикальной и реальной демократии.
В природе есть одно правило: все зарождается вновь на родной почве. Демократия тоже, похоже, переживет свое полное и успешное возрождение на собственной почве, таящейся в недрах неолитической революции. Вполне возможно, что эта колыбель, которая по настоящее время терпит удары всех центральных цивилизаций, сможет вырастить дитя демократии.
Эти земли и горы, давно уже утратившие силу самоуправления, способность быть политическим и нравственным обществом, могут стать свидетелями того, как «куртии» еще раз выйдут из своей колыбели, держа путь вперед. В культуре Ближнего и Среднего Востока все развивается по закону сообщающихся сосудов.
Социальная истина, сумевшая закрепить свой успех, быстрыми темпами распространяется и в других сферах. Ислам в течение каких-то тридцати лет превратился в мировую систему. Мелкая палестинская проблема годами держит весь регион практически в плену.
Истинная демократия, демократическая автономия и демократическая современность, как систематическое выражение всех этих явлений, выросшие в колыбели цивилизации, взошедшей в регионе Курдистана, и дошедшие до такого уровня, когда могли совершить скачок, стали играть роль сильной альтернативы капиталистической современности. Перед лицом этой системы, ежедневно подтверждающей свою несостоятельность поучительными уроками, демократическая современность становится восходящей звездой.
Основная проблема, которую необходимо решить во взаимоотношениях власти, государства и демократической автономии, касается того, как следует сохранить и систематизировать имеющиеся между ними различия. Из исторических и современных примеров видим, что их методы, направленные на полное взаимное уничтожение, просто приводят к превращению государственной власти в некое социальное чудовище (Левиафана), а хаотический процесс, углубляясь, обретает постоянный характер.
Все опыты решения проблемы в этих границах еще больше лишают общество возможности дышать и полностью истощают его. Гораздо хуже нерешенности та ситуация, когда в итоге остается человек, зажатый в рамки потребления, и превращенный в муравья, находящегося в абсолютной власти государства.
Такие реалии сформировались вследствие тотальной агрессии, которую осуществляют против современного капиталистического общества. Слабость революции, не сумевшей преодолеть засилья утопии и стремления к власти, стали причиной еще большего усиления современного капитализма.
Решение в рамках модели демократической автономии может быть противопоставлено названным чудовищным образованиям двумя методами — революционным и реформаторским.
Исторический опыт революционного метода, целью которого было полное уничтожение институтов капиталистической современности, в частности, национально-государственной власти, протекал, скорее, в форме гораздо большего усиления авторитарной национальной государственности; он не сумел создать демократических, свободолюбивых и равноправных образований в обществе.
Реформаторская демократия тоже не избежала участи растворения в горнилах господствующей современности. Вывод, который напрашивается сам собой, таков: какой бы метод ни применялся, настоящим является тот, который постоянно ставит на повестку дня и применяет структурные и нравственные варианты, способные развить систему демократической современности.
Если иметь в виду, что обе системы современности могут находиться в состоянии сосуществования, возможно, в течение столетий, станет ясно, что наиболее сильной вероятностью является преодоление существующих между ними противоречий, причем как в структуре сингулярного национального государства, так и путем развития конституционных моделей решения в рамках универсальной наднациональной системы. Такого рода прогресс может способствовать превращению негативного прошлого в позитивное будущее.
3.Демократическая нация
Войны между нациями, стремящимися стать государством, и государствами, стремящимися создать нацию, являются основными факторами кровавых реалий эпохи. Стыковка власти и государства с нацией является основным источником проблем современной эпохи. Если сравнить проблемы, возникающие в наше время, с проблемами, возникшими в недрах диктатур и династических государств, увидим, что наибольшая разница между ними сводится к государство образующей нации.
Национальное государство, являющееся одной из самых запутанных тем социальной науки, преподносится в виде волшебной палочки, являющейся орудием решения всех современных проблем, противостоящих современности. На самом же деле она превращает одну социальную проблему в тысячи проблем.
Причина заключается в том, что эта проблема распространяет механизм власти вплоть до капилляров всех обществ. Власть сама по себе — источник проблем; в связи с потенциальным характером капитала, организованного в виде силы, она, будучи олицетворением гнета и эксплуатации, порождает социальные проблемы.
Мононациональное общество, являющееся целью национального государства, только при помощи власти создает неестественных и кипящих яростью граждан, чьи конечности как будто одинаково отрезаны пилой, чье равноправие носит бутафорский характер (якобы правовой). Такие граждане равноправны только в тексте закона, а в каждой сфере жизни на уровне личности и коллектива они максимально испытывают неравноправие.
Организация современного капитализма в качестве национального государства играет более репрессивную роль, нежели его организация в качестве экономической монополии. То, что марксизм не увидел связи социологии с репрессией и эксплуатацией национального государства, или то, что он посчитал национальное государство обычной надстройкой, и есть его основным недостатком и заблуждением.
Когда анализ класса и материального капитала проводится независимо от национального государства, это считается абстрактным обобщением, не способным дать плодотворный социальный результат. В основе развала социалистической системы лежит именно эта абстракция, точнее, именно итоги, связанные с этой абстракцией, сыграли роль в его распаде.
Нация концептуально является формацией, появившейся позже народных и национальных форм, которые принимали кланы, племена и родовые общины, и нация больше всего характеризуется культурно-языковой общностью. Национальные сообщества в сравнении с родоплеменными общинами являются более объемными и широкими формациями, поэтому они представляют собой совокупность людей, связанных друг с другом слабыми нитями.
Национальное общество, скорее всего, факт именно нашей эпохи. Если дать общее определение национальному обществу, то можно сказать, что это сообщество людей с близким типом мышления, то есть это мыслящее явление, следовательно, абстрактное и воображаемое. Можно назвать его нацией с определяющим фактором культуры.
В социологическом смысле правильным является именно это определение. Несмотря на классовые, половые, расовые, этнические различия, даже разное национальное происхождение, для того, чтобы стать нацией, достаточно формирование общего мира мышления и культуры.
Для того, чтобы сделать это общее определение нации более софистическим, создаются различные категории нации, как-то: государственная нация, правовая нация, экономическая нация, воинствующая нация (народ — воин) и мелкие национальные категории, усиливающие общую нацию.
Их можно назвать и нациями силы. Становление в качестве нации силы является основным идеалом современного капитализма, потому что сильная нация создает привилегию капитала, широкий рынок, возможность эксплуатации и империализм. Следовательно, такого рода усиленные нации следует воспринимать не как единую модель нации, а как нации силы, нации, стоящие на службе у капитала.
Впрочем, именно вследствие этого характера они и формируют причины проблем. Национальная модель, которая может стать производной от нации культуры, но может обуздать и искоренить эксплуатацию и гнет, — это демократическая нация. Именно демократическая нация ближе всего к свободе и равенству. Поиски свободы и равенства являются идеальным пониманием нации, которое рождается в обществе.
То, что современный капитализм и вдохновленная им социология не разработали категорию демократической нации, полностью продиктовано их структурой и идеологической гегемонией. Демократическая нация — это нация, которая не довольствуется только лишь общностью мышления и культуры, но управляет всеми членами общества, объединив их в рамках демократических автономных институтов. Именно эта сторона является определяющей.
Стиль демократического автономного управления является важнейшим условием становления демократической нации. В этом аспекте она является альтернативой национальному государству. Демократическое управление вместо государственного дает возможности больших свобод и равенства.
Либеральная социология в основном отождествляет нацию, или с созданным государством, или с движением, преследующим цель создания государства. И то, что даже социалистическая система постоянно находилась в такого рода поиске, свидетельствует о силе либеральной идеологии. Современной альтернативой демократической нации является демократическая современность.
Экономика, освободившаяся от монополизма, экология, выражающая свою гармонию с окружающей средой, технология, являющаяся другом природы и человека, являются структурной основой демократической современности, следовательно, демократической нации.
Общая родина и общий рынок, выдвигаемые в качестве условия для национальных обществ как материальный элемент, нельзя считать определяющими качествами нации. Например, евреи, которые долгое время оставались без Родины, будучи сильнейшей в истории нацией, проживали в самых богатых уголках земного шара и, даже не имея национального рынка, смогли стать мощнейшей нацией мира.
Несомненно, Родина и рынок — очень действенные инструменты усиления национального государства. Во имя Родины и рынка происходили самые кровавые в истории войны. Родина очень важна как владение, а рынок — как сфера реализации прибыли.
У демократической нации иное понимание Родины и рынка. Демократическая нация считает Родину очень ценной, потому что это очень большие возможности для мышления и культуры нации. Нет ни одной культуры и мышления, которая не была бы в его памяти.
Однако не стоит забывать, что ставя фетишизированное капиталистической современностью понятие страны-родины выше общества, преследуют цель извлечения прибыли.
Очень важно не преувеличивать понятие Родины. Выражение «Все для Родины!» зиждется на фашистском понимании нации. Гораздо правильнее было бы ориентировать на свободное общество и демократическую нацию, но это нельзя доводить до уровня идолопоклонничества.
На самом деле надо сделать жизнь ценной. Родина — это инструмент жизнедеятельности нации и личности, но не идеал. В то время, как государство образующая нация стремится к однородному обществу, демократическая нация формируется из различных коллективов. Она видит в различиях богатство.
Впрочем, жизнь как таковая возможна только благодаря различиям. Национальное государство, требующее однотипных граждан, будто бы вышедших из-под токарного станка, в этом плане само по себе противоречит жизни. Конечной целью является создание человека, подобного роботу.
В этом плане она, в сущности, движется к своему краху. Гражданин совершенно иного типа, принадлежащий к демократической нации, черпает отличия в недрах различных обществ. Ценности родоплеменных сообществ представляют собой богатство демократической нации.
Язык, несомненно, столь же важен для нации, как и культура, но, вместе с тем, он не является обязательным условием. Многоязычие отнюдь не является препятствием принадлежности к одной нации. Нации не нужно единое государство, ей не нужен и единый язык или диалект.
Национальный язык нужен, но не является непременным условием. Разнообразные языки и их диалекты тоже можно считать богатством демократической нации. Но национальное государство в жесткой форме насаждает единый государственный язык, не давая шанса применить множество языков, особенно в официальной сфере, и в этом смысле старается воспользоваться привилегиями господствующего характера нации.
В условиях, когда демократическая нация не может развиваться, а модель национального государства не в состоянии решать проблемы, в качестве основы консенсуса можно рассматривать юридическое понимание нации. То, что подразумевается под конституционным гражданством, по сути, этим и является.
По конституции правовой статус гражданства не признает расовых, этнических и национальных различий. Такого типа особенности не порождают никаких прав. Юридическое понимание нации — это категория, развивающаяся в этом смысле.
В частности, европейские нации постепенно эволюционируют от национальных критериев в упомянутом направлении. Если для демократической нации важнее всего самоуправление, то для правовых наций важнее всего закон.
В национальном государстве определяющую роль играют администрация власти и авторитарное управление. Наиболее опасным типом нации является структуризация мировоззренческой модели «армия-нация». Если даже на первый взгляд она представляет сильную нацию, то, по сути, включает в себя недопустимое мировоззрение, постоянно насаждающее собственные требования и ведущее к фашизму.
Экономическая нация — это категория, близкая к национальному государству. Такое национальное мышление, которое признает главенствующую роль экономики США, Японии и даже Германии, некогда было в Европе еще сильнее. Что касается категории «социалистическая нация», то при всем желании утверждать это, называя ее успешной не представляется возможным.
Это пример нации, который мы частично встречаем на Кубе. Но и этот пример нации является социалистической формой национального государства; вместо национального государства с преимущественной ролью частного капитализма в ней представлено национальное государство с преимущественной ролью государственного капитализма.
Когда речь идет о теории нации, то обстоятельством, которое должно быть особо подвергнуто критике, становится освящение нации, ее обожествление. Капиталистическая современность вместо традиционных религий и восприятия богов обожествила непосредственно национальное государство.
Данное обстоятельство имеет очень большую важность. Если идеологию национализма рассматривать как религию национального государства, то самонациональное государство можно считать божеством этой религии.
В современную эпоху само государство было построено так, что включает в себя все религиозные концепции Средневековья, даже Древнего мира. Явление, называемое «светским государством», — это создание и конкретизация верований Древнего мира и Средневековья в полном объеме, или самой ее сути.
В этом плане не следует допускать ошибок. Если стереть лак светского или современного национального государства, то под ним окажется религиозное государство Средневековья или древности. Между государством и религией есть очень тесная связь. Существует очень тесная связь между возвышающимся монархом Древнего мира и Средневековья, и понятием Бога. Монарх как личность, утратив свое влияние в конце Средних веков, превратился в некий институт и национальное государство, а бог-монарх уступил свое место богу национального государства.
Тем самым в основу превозношения до священных высот института национального государства вместе с понятиями Родины и рынка положена идеологическая гегемония, делающая возможным закон максимальной прибыли капиталистической современности. Идеологическая гегемония, придавая религиозный характер этим понятиям, связанным с нацией, легализует правило максимальной прибыли, тем самым вводя его в действие.
То, что в наше время символы национального государства и его основные лозунги в форме «единого флага», «единого языка», «единой родины», «единого государства», «унитарного государства» провозглашаются настолько громко, что просто разрывают барабанные перепонки, а глаза сужаются от аллергии, испытываемой по отношению к многоцветью множества флагов, в том время, как мир мышления становится ущербным, будучи доведенным до монолитного состояния, а национальный шовинизм в любом своем проявлении, особенно в спорте и искусстве, лелеется и превращается в состояние ритуала, можно считать формами верований в религии национализма.
По сути, верования предыдущих эпох выполняли те же функции. В данном случае основной целью является утверждение интересов монополий власти и эксплуатации путем их утаивания, или узаконения путем придачи им священного характера. Все маскирующие и преувеличивающие подходы современности в отношении национального государства могут быть истолкованы в рамках этой основной парадигмы, и тогда мы лучше поймем истину социальной действительности.
Демократическая нация — это такая модель нации, которая меньше всех переживает эти болезни. Она не превозносит до священных высот свою администрацию. Ведь администрация — это орган, стоящий на службе ежедневной жизнедеятельности.
Любой может стать управляющим чиновником, если соответствует требованиям. Управление — очень ценное явление, но отнюдь не священное. Понятие национальной идентичности открыто; это отнюдь не принадлежность к абсолютно замкнутой религиозной общине, не отшельничество верующего мумина.
Принадлежность к той или иной нации не является ни привилегией, ни недостатком. Можно ощущать свою связь не только с одной нацией, точнее, можно ощущать различные тесно сопряженные национальные идентичности. Если демократическая нация достигнет согласия с правовой, то они могут сосуществовать совершенно спокойно.
«Родина», «флаг», «язык» — очень важные, но далеко не священные понятия. Воспринимать тесно связанные между собой земли, являющиеся общей для всех Родиной, языки и флаги не просто возможно, но вместе с тем является потребностью исторического общества. Явление демократической нации в комплексе всех этих особенностей вновь занимает свое место в истории в качестве сильной альтернативы национальной государственности, ставшей инструментом войн капиталистической современности.
Модель демократической нации, как конструктивная модель, вновь демократизирует социальные отношения, растерзанные национально-государственной моделью, она делает их более податливыми в отношении согласия, миролюбивыми и позитивными. Эволюция национального государства в направлении демократической нации принесет с собой величайшие достижения.
Модель демократической нации в первую очередь смягчив полное насилия социальное восприятие, в сочетании с правильным социальным сознанием делает его человечным, разумным, чувственным и симпатичным. Несомненно, если даже она полностью не устранит эксплуататорские, основанные на насилии отношения, но заметно смягчит их, это позволит создать общество большей свободы и равноправия.
Модель демократической нации не останавливается только на развитии мира и толерантности, но, вместе с тем, реализует эту миссию путем превращения репрессивных и эксплуататорских подходов к другим нациям в общие интересы и взаимодействие. Когда нации и международные структуры будут заново построены в соответствии с фундаментальными критериями мышления и структуризации демократической нации, результаты новой, то есть демократической современности, будут восприниматься не просто теоретически, но и практически на уровне Ренессанса.
Альтернативой капиталистической современности являются демократическая современность и демократическая нация, положенная в ее основу; экономика, которая будет соткана демократической нацией внутри и вне общества, и само общество — экологическое и миролюбивое.
Наиболее верным, нравственным и политическим путем к выходу из кризиса мирового финансового капитала является ускоренное строительство вместо сегодня изнутри пустых или полностью выхолощенных национальных государств их региональных и мировых союзов. В частности, созидание вместо ООН новых демократических наций с высшим конструктивным потенциалом.
В данном случае очень важно осознавать, что демократическая нация не сменила сингулярное национальное государство и не превратилась в него, а в тесном переплетении развивает региональные модели (частично по этому пути идет ЕС) и мировые модели.
4.Социализм и капитализм
Основным идеалом классической социалистической утопии всегда было стремление к защите социальности от индивидуализма, навязываемого обществу капиталистической современностью, стремление связать это с требованиями свободы и равенства. Традиционная ностальгия, испытываемая по отношению к обществу, свободе и равенству, усилилась после обретения капитализмом своих гегемонистских особенностей.
По мере развития либеральной идеологической гегемонии социальные утопии, испытав влияние развивающейся науки, объявили себя социалистическими. Дрейф центральной системы цивилизации новой эпохи в сторону гегемонии стал итогом длительной борьбы в процессе урбанизации Западной Европы.
Заметное сползание гегемонии цивилизации исламских стран, Китая и Индии, получило ускорение в XVI веке. Основную роль в этом сыграло успешное освоение городами Западной Европы культурных центров древней цивилизации.
Западноевропейская цивилизация связана не с силой и конструктивным потенциалом христианства, как это принято считать, а с новыми культурными поисками, вызванными неумением удовлетворить потребности новой городской жизни. Только реформирование позволило христианству продолжать существование в условиях прогресса XVI столетия.
Весьма ограниченное по форме реформаторство религии смогло удовлетворить потребности новой городской цивилизации. Национальная ориентация церкви стала не сущностной, а чисто формальной реформой. Настоящими источниками культурных потребностей были ислам Ближнего и Среднего Востока, Китай и Индия.
Переносы цивилизации, осуществляемые из этих центров, увенчались переворотом в английской экономике, французской политической и социальной революциях в конце XVIII века. Несомненно, в этом сыграли определенную роль и многие другие факторы.
Но какими бы новшествами ни изобиловали изыскания и изобретения, в конечном счете, не представлялось возможным перемещение гегемонии в сторону Европы без переноса культуры из этих древних центров цивилизации. Несомненно, движения Ренессанса, Реформации и Просвещения продемонстрировали способность Европы к величественным новациям и синтезу.
На более ранних этапах истории крупные движения такого типа имели место в регионе Плодородного Полумесяца, в Нижней Месопотамии, Восточном Средиземноморье и на Эгейском побережье. В сущности, последним крупным звеном центральной системы цивилизации, созданной в исторических центрах, стали берега Западной Европы. Определяющую роль в этом сыграли средневековые итальянские города.
Значение этой новой цивилизации, то есть капиталистического модерна, с точки зрения нашей темы, заключается в том, что она вовлекла новую научную парадигму в собственную гегемонию. Новая прагматическая наука, предложенная вместо мировоззрения, имеющего религиозные, даже философские истоки, стала набиравшей обороты ценностью.
Научная революция, развивавшаяся в университетских стенах в конце XVIII века, явилась дополнением прочих политических, экономических и социальных революций. Был проведен кардинальный водораздел между экспериментально подтверждаемыми естественными науками и теми науками, которые имеют отношение к социальной природе.
Внутри самих наук сформировались многочисленные специализации и профессиональные направления. Либеральная идеологическая гегемония не преминула наложить свой отпечаток на социальные науки. Приспособив позитивные достижения революциик деятельности своих монополий, она привела их в соответствие с собственными интересами.
Именно под воздействием либеральной научности социалистическая утопия под предводительством К. Маркса и Ф. Энгельса к середине XIX века объявила себя научным социализмом. Впрочем, К. Маркс и Ф. Энгельс сами заявляли о том, что созданный ими научный социализм является синтезом немецкой философии, английской политэкономии и французского утопического социализма.
Несмотря на все идеи научности и критические подходы, научный социализм, в первую очередь, социалистические системы СССР и Китая, проделав многочисленные опыты, тем не менее, не смогли продемонстрировать умения разорвать рамки институтов материальной культуры современного капитализма (экономические, социальные и политические структуры), ее мировоззрения и научного мира.
Нельзя утверждать, что все социалистические революции потерпели полное поражение. Эти революции оставили глубокий след, и нельзя отрицать, что и сегодня они являются незаменимым элементом современной жизни и наиболее надежной силой мира разума. Но они не смогли увидеть различия между альтернативной цивилизацией и современность.
Им не удалось избежать значительной ассимиляции в границах современного капитализма. Данные реалии не были роком, но были связаны с проблемами, которые не смог решить социализм эпохи капитализма, что в достаточной мере очевидно и сегодня.
Очень важны дискуссии, которые с наступлением индустриализации капитализма стали проводиться в отношении общества. Упомянутый период постоянно стремились подвести под социальные утопии научный фундамент и внести практическую линию. Но в корне всех этих усилий было мировоззрение эпохи Просвещения, существенно отошедшее от прошлого.
То, что мировоззрение Просвещения стало не диалектическим выходом из прошлого, а кардинальным отходом от него, имело серьезное влияние на процессы в течение последующих двух столетий. Все факты воспринимались как вновь возникшие и не имеющие никакого отношения к прошлому и традициям. Более того, все, что было связано с прошлым, воспринималось негативно.
Если у таких позиций и были понятные причины, обусловленные необходимостью новой парадигмы мышления, все же очевидно то, что они искаженно отражали социальные реалии. Несомненно, потенциал истины в мышлении, свойственном Просвещению, во многих аспектах (не во всех) превосходит предыдущие эпохи. Если бы это было не так, оно бы не создало новую эпоху.
Но и это не может считаться охватом всей истины. Таковыми были идеи всех предшественников. Именно эти идеи и породили проблемы. Гегеля можно считать великим философом, мыслившим в духе Просвещения, но подвергшим его ревизии. Он признавал, что эта эпоха заняла свое заслуженное место в истории общества, но, вместе с тем, продемонстрировала недостаточно совершенное в этом плане состояние философии как науки.
К. Маркс, черпавший силы в учении Гегеля, считал, что сможет при помощи материализма преодолеть сильные и чрезмерно идеалистические стороны философии Гегеля, и в этом он действовал очень принципиально. Проблема в данном случае заключается не в том, что водораздел между материализмом и идеализмом столь важен, а в том, что К. Маркс не понял следующего: по своей сути оба учения обладают идеалистическими метафизическими особенностями. Маркс считал, что существуют две противоречивые философии.
В данном случае Маркс гораздо более Гегеля находился под воздействием мировоззрения эпохи Просвещения. Маркс считал прошлое более бессильным, нежели побежденное, или то, что прошлое состоит из теневого явления, изображения. Он не смог понять, что вся сущность прошлого и есть «сегодня». В этом плане он оказался уязвимее Гегеля.
Можно сказать, что в последние годы своей жизни (1880-1883 гг.) Маркс осознал эти ошибки и недостатки, осознал значение и государства, которое он называл надстройкой, и коммунального общества. Он стал интересоваться обществом Востока и несколько изменил свои взгляды. Однако на протяжении всей истории социалистической системы линия, свойственная Просвещению, господствовала над марксизмом.
Вот основная ошибка этой истории: основоположники марксизма верили, что новое общество, или коммунизм, будет полностью построено на базе капитализма, как преодоление влияния капиталистического общества, и даже выразили это на научном уровне в виде «научного социализма».
Этот подход сам по себе включает две основные ошибки: первая заключается в том, что не было полностью осознано, что ни в физике, ни в биологии не может быть полной научной точности (важно видеть связь с доверием, которое испытывалось к наукам того периода), следовательно, не было понято то, что социальная природа не может быть подвержена конкретной научной формулировке.
Социальная природа сама по себе — это культура. Она постоянно испытывает огромное влияние мировоззрения. Таким образом, отождествление социальной природы с законами физики или дарвинистскими биологическими законами приводит к ошибкам, в основе которых неверный научный подход. Вторая ошибка связана с философией истории.
Они не смогли понять того, что само общество является историческим явлением, но его следует считать иной, вторичной социальной природой. Они даже не хотели понять, что сегодняшний день общества в большей степени — это его история. Мировоззрение в духе Просвещения не допускало такой возможности.
Поэтому и появились оценки капитализма, сделанные на почве грубого позитивистского мировоззрения, выхолощенного либерализмом. Капитализм, считавшийся наиболее передовым для своего времени обществом, не только не рассматривался как форма эксплуатации, но и отождествлялся с новым обществом.
Метод эксплуатации, который грабит мировую систему, формировавшуюся на протяжении миллионов, возможно, миллиардов лет, такими нечеловеческими беспрецедентными методами, как капитализм, считали победными реалиями общества! Основная слабость марксистской парадигмы заключается именно в этом. Стало быть, эта слабость и есть основной фактор распада системы социализма.
Движение, направленное на исправление, основанное на марксизме или социализме, должно отталкиваться именно от данной истины.
То, что социализм на уровне концепции позиционирует себя как социальное явление, — это совершенно правильно. Неверным является понятие «капиталистическое общество» и то, что, преодолев эту общественную формацию, человечество дойдет до коммунизма.
Прежде всего, не проведя очень четкой линии вокруг этого понятия, следует воздерживаться от оценки понятия «капиталистическое общество» (сюда же следует добавить рабовладельческое, феодальное и пр. модели) едва ли не как социальной истины. Наиболее правильным было бы считать капитализм социальной болезнью, дошедшей до смертельной опасности, некоей канцерогенной опухолью на теле общества.
Все общества докапиталистического периода, включая те, что называют рабовладельческим и феодальным, считали величайшей безнравственностью формы эксплуатации, относящиеся к капиталистическому типу, и обрекали их на маргинальное существование в различных социальных ячейках. Гегемонистскую победу этого чудовища над обществом мы постарались проанализировать в предыдущих томах, посему довольствуемся только привлечением к ним вашего внимания.
То, что болезнетворный паразит с такими реалиями называют «самым передовым, победившим обществом», стало причиной ущербности всех социальных наук. Я говорю это к тому, что размышления, касающиеся капитализма, имеющего гораздо более сильную эксплуататорскую сущность, нежели обожествленный жрецами режим Шумера, имеют идеологический характер, а капитализм — это режим богов без масок, искусственным образом обретших тысячекратно большую святость. Они не имеют никакого отношения к социальной науке.
Речь идет только о том, что научные концепции мастерски выстраиваются в ряды искаженных понятий (экономическая, политическая науки).
Общество является итогом эволюции протяженностью в миллионы лет, это продолжение предыдущей сферы одушевленных существ, представляющей собой особый мир как продукт потрясающего царства разума и чувств. Общество обладает такой цельностью. Это познавший себя космос длиною в пятнадцать миллиардов лет (история Вселенной).
Создание общества методом капиталистической эксплуатации — ничто иное, как идея создания богов фараонами и немродами. В этом смысле «капиталистическое общество» — вымысел, некая фараоновская идея.
Точнее всего считать капитализм (более ужесточившийся в форме финансового капитала) некоей социальной болезнью. Более понятным и нравственным подходом должно стать развитие социалистической науки, которая едва ли не с позиций медицины хочет избавить человечество от болезни под названием капитализм.
В противном случае мы не сможем объяснить ни войны, имевшие место на протяжении последних пяти столетий, ни создание атомной бомбы, ни рост населения и упадок окружающей среды. Следует высоко оценивать такие сообщества, как клан, род, народность, община и даже те национальные ценности, которые не характерны для национального государства, хотя и либеральная капиталистическая современность, и социалистическая система считают эти сообщества социальным атавизмом.
Все эти дифференцированные общественные формации имеют собственную ценность. Даже в самом совершенном обществе, развивавшемся по законам диалектики, необходимо усматривать развитие и объединение кланов, родов, племен и народных масс. Подобно тому, как элемент, включающий в себя сотню атомов, отнюдь не означает исчезновение самих атомов, а напротив, будет восприниматься как развитое и объединенное состояние самих атомов, так и все процессы дифференциации общества на постклановой стадии следует оценивать в аналогичном русле, что приведет к социальной истине.
В таком случае социализм в соответствии с его же сущностью следует считать панацеей от капитализма, и не просто обществом, состоящим из этого, а представляющим собой развитое, сплоченное общество, стремящееся к формированию на основе свободы и равенства. Оставим пока в стороне вопрос возвышения социализма на развалинах современного капитализма.
Но если социалистическое общество сможет отдалить от исторического общества нездоровое состояние, навязанное социуму капитализмом в виде сегодняшних «железной клетки» и «Левиафана», то такое общество сможет развиваться в соответствии со своим определением. Путем отхода от атавизмов рабского гнета и монополий эксплуатации, навязанных социальной действительности, социализм, пусть и не в той форме, в какой на протяжении всей истории цивилизации существовал капитализм, но сможет основательно укрепить свой исторический фундамент и позиции ежедневными достижениями (благодаря ценностям, завоеванным на стадии борьбы с капитализмом) и возродиться.
Обратите внимание на то, что в данном случае мы не используем методов забегания вперед и однозначного именования в стиле «старое и новое общество» или «рабовладельческое, феодальное, капиталистическое и социалистическое общества».
Мы берем за основу такие концепции, как «общественное развитие», «целостность», «равенство на почве обретения свободы и различий». Но важнее всего то, что мы не рассматриваем социализм как общественный строй, которая наступит в будущем в результате революционного переворота или эволюционного развития.
Впрочем, такого рода методы противоречат реалиям жизни, свойственным природе общества. Человечество — абсолютно социальное явление и не может существовать на базе разделения «прошлое-настоящее-будущее». Все три состояния человечества сосуществуют в тесном переплетении.
Сегодняшний миг настолько же прошлое, насколько и будущее. В данном случае есть необходимость правильного философского осмысления. Считая философию времени бесконечным прошлым или бесконечным будущим, мы не добьемся никакой осмысленности. Мы можем считать время только появлением субстанции, то есть появление какой-либо субстанции — это ее время. Нет никакого иного понятия времени.
Если это так, то фактором времени общества можно считать его формирование. Поскольку общество постоянно находится в процессе формирования, то «прошлое-настоящее-будущее» в таком случае воспринимается, не раскрываясь. Представление о развитии общества как о прямой линии с длительными интервалами ошибочно и может привести к таким социальным суждениям, от которых весьма сложно будет избавиться.
Наиболее близкие к истине жизненные реалии — это наиболее полная социальная жизнедеятельность, ощущение и восприятие общества как волнение в миг созидания и надежду на будущее. Очень большое значение имеет реализация такого образа жизни и восприятие этой необходимости как фундаментального вопроса социалистической теории практики.
Упомянутая реализация обретает смысл как выражение и правильное ощущение социальной истины. Вместо того, чтобы считать социализм просто проектом или программой, имеющими отношение к будущему, следует искать истину в том, что это — образ нравственной и политической жизни, дающий свободу, установивший равенство и справедливость, имеющий эстетическое значение.
Социализм — это осмысленный образ жизни, выражающий истину. Надо быть мудрецом и мумином своего времени, подобно тому, как жили мудрецы и мумины, известные нам из многочисленных исторических примеров. Индивидуализм, являющийся выражением нравственного упадка либерализма, это отнюдь не свобода, а нижайшая форма рабства, продолжающаяся на основе лживого мышления. Социализм, как антилиберализм, — это идеология реализации свободы в коллективных действиях и по канонам нравственности.
В своих социальных позициях мы не должны преувеличивать роль капитализма. В частности, утверждая, что наша эпоха является эпохой господства империализма и капитализма, а капитализм — это форма ежедневной жизнедеятельности, признает за ним незаслуженные права.
Это неправда, и такая ошибка во многом формируется под воздействием пропаганды. Это — идеологическая война, разжигаемая пропагандой страха. Реальным является то, что капитализм — система, обреченная оставаться на маргинальном уровне, антиобщественная грабительская система, стремящаяся сохранить господство методами фашистского насилия, система сорока разбойников.
Подобно тому, как в древнюю эпоху освящение и обожествление деспотов превращало людей в бессловесных рабов, так и в наше время у капитализма есть идеология, порождающая аналогичные последствия. Имеет место бессловесное рабство, провоцируемое «холодной войной» и горячими точками.
Ошибочно считать социализм обществом, которого можно достичь вследствие революционных событий и победных войн. Несомненно, если формируются соответствующие условия, то возможны и войны с целью революционных преобразований. Но социализм — не просто революция, это демократическое участие, осознанная жизнь и выступления против капитализма. Те, кто считает, что «социализм наступает вследствие революции», просто обманывают себя и погружаются в напрасные ожидания.
Насколько разумно и сильно проживается прошлое, превращаясь в настоящее, настолько же разумно и сильно человечество встречает и проживает свое будущее. Несомненно, во всех этих процессах необходимо стратегическое и тактическое руководство. Но восприятие социализма как практических действий, которые можно осуществлять при помощи таких военных терминов, приведет к серьезным ошибкам.
Социалистическая система развивалась в определенной степени именно в таком русле, и когда наступила усталость, данная система просто распалась. Под общей демократической парадигмой кроется гораздо большая, нежели когда-либо ранее, потребность в социалистическом движении, партиях и блоках, берущих за основу принцип исторического общества.
Обществу потребителей, окруженному капитализмом при помощи таких орудий, как индустриализм и национальное государство, и разрушению окружающей среды противопоставляется собственное оснащение при помощи экологического, экономического и демократического конфедеративного управления. Развитие социалистической теории по такому плану и перенос в сферу практических действий сегодня нисколько не утратили своей значимости и актуальности.
Собственно говоря, это не просто передовое мышление и организованное движение, развивающееся против капиталистической гегемонии, а реальное движение социализации, на протяжении всей истории осуществлявшееся с тем же смыслом, но в различных идеологически-практических формах. Реальное общество является природой этого движения, сущностью процесса социализации.
Данный процесс переживается систематически, параллельно всем системам цивилизаций, но в форме их антипода. То, что это движение до сих пор не обрело особого понимания, связано с пропагандистской деятельностью противной стороны. Общественные движения — это сам социализм, и они будут развиваться как реальный образ жизни по мере существования общества.
В этом смысле — это история не только история классовой борьбы, это борьба за самосохранение общества, свободу и равенство в противовес гегемонистской власти и государству. Социализм — история этой социальной борьбы, последовательно обретающая научный характер.