До сих пор неразрешённый курдский вопрос встаёт со всей остротой то в одной, то в другой части Ближнего Востока. А порой и за его пределами. Но в тени каждого вопроса что-то может остаться несправедливо незамеченным. Эзиды — субэтнос курдского народа, исторически притесняемый по религиозным, национальным, территориальным вопросам. Лишенные полноценной самостоятельности в отстаивании своих интересов, они не потеряли устремленности в борьбе за возврат к нормальной жизни для себя, своих родственников и будущих поколений, которым будут переданы их традиции, культурные и семейные ценности. Происходит это не только на исторических территориях для эзидов, но и на граничащих с ними. На помощь эзидам и курдам в конце XX века пришла и Россия, но без уверенно протянутой руки, помощь которой нельзя назвать бескорыстной. Впрочем, судьбы и проблемы эзидов тесно переплетены и связаны с курдским вопросом, несмотря на определенные различия между ними. В Петербурге мы смогли пообщаться с представительницей этого народа, общественной активисткой и историком философии Елизаветой, которая подробно ответила на наши вопросы, связанные непосредственно с её жизнью и жизнью курдов, эзидов в России и за её пределами. Стоит отметить, что Елизавета не состоит ни в одной партии, но несмотря на свою беспартийность, она внимательно следит за происходящим в среде курдских и эзидских общин в России и за рубежом, а также на Ближнем Востоке. Всё нижеизложенное является её частным мнением и взглядом.
Игорь: Расскажи о себе. Каков был твой путь в Россию?
Елизавета: Моё географическое перемещение из Грузии в Россию — довольно типичное для постсоветского пространства и тем более это логично для не совсем коренных жителей стран СНГ. Конечно, Грузия и Армения приняли и дали очень многое эзидам. Там есть свои поселения, эдакие мини-Курдистаны, т.е. практически чисто эзидские и курдские деревни. Например, село Памп, Апаранский район, там как раз и есть моя деревня, наш дом, который построил ещё мой прадед. Но в Грузии мы ходили в русскую школу, на этом, как и на изучении русского языка наряду с грузинским, настаивал и мой отец, и мой дедушка. Поскольку при националистических лозунгах Звиада Гамсахурдии мы чувствовали себя там достаточно неуютно, было решено приехать в Россию, в страну менее националистически на тот момент настроенную. Тем более, что тогда она представлялась нам как некое единое пространство, плюс ещё свою роль сыграла война с Абхазией. Часть родственников осталась там, но очень многие эмигрировали именно в Россию с целью постоянного проживания. Всё это отражает положение курдов: при малейшем негативном изменении страдает самое незащищенное этническое меньшинство. Это очень сильно на мне отразилось. Но я очень благодарна судьбе за то, что оказалась в России. И это несмотря на всю свою любовь к Грузии; война с Абхазией тогда очень сильно ощущалась, в социальном плане там тоже не комфортно проживалось.
Игорь: То есть с 1992 года ты живёшь в Питере?
Елизавета: Нет, в 1992 мы приехали в Кострому. Долго думали, где лучше осесть, в Москве или в Костроме, всё-таки были и там, и там родственники. В итоге решили, что Кострома нам больше подходит. Там я училась, что было тяжело делать в той же Грузии, ведь там был большой простой в образовании. А в Петербурге я с 2009 года. Я приехала сюда учиться, поступать на философский факультет СПбГУ. Достаточно (смеется) революционное такое решение. Наша диаспора довольно негативно на это отреагировала, потому что у нас не принято, чтобы девушки покидали родительский дом, да ещё и в незамужнем состоянии, даже ради учёбы. Но так и было решено с позволения отца, и вот я, отучившись, осталась здесь, уже как 9 лет.
Игорь: Расскажи о Рабочей партии Курдистана
Елизавета: О ней я узнала ещё в Грузии, где-то лет с пяти. Были налажены контакты с местными жителями, партизаны жили у нас в начале 90-х. Вот так ещё с ранних лет я получила освободительную прививку, которая вылилась потом в цель получить образование и в нечто большее, в любовь к познанию в целом. Хотя и со стороны моей семьи это всегда приветствовалось. С одной стороны, в нашей среде это приветствовалось на уровне самообразования, чтения книг и образования только на уровне школы, но не более. Несмотря на то, что женщины с высшим образованием в семье есть, все же тенденция идёт в сторону факультатива. В детстве я порывалась в партизаны, ещё в Костроме; туда и партизаны приезжали, которых приютили другие курдские семьи. И где-то до моих 14 лет общение с ними было, пусть и не постоянное, но пару раз в год они приезжали. Но были семьи, которые это если и поддерживали, то чисто формально в рамках гостеприимства, в отличие от моего отца, который делал это идейно и искренне. Вся наша семья была идейно этим проникнута, но нельзя сказать, что таких семей было много. Одна из причин заключается в моём дяде по отцовской линии, который принимал участие в РПК. Он — исследователь курдского языка, по образованию историк-востоковед, закончил Восточный факультет в Ереване. Уже тогда к нему обращались люди из РПК с помощью в переводах различных текстов. Так и началась их дружба в 80-е годы. Он ездил в Турцию, общался с Оджаланом. Написал немалое количество исследовательских статей на тему курдского вопроса и эзидизма. Он получается таким, что ли, курдским интеллигентом, которых тогда было немного, ведь борьба за элементарное существование отнимала много сил и времени. Например, мой дедушка по отцовской линии не мог себе позволить подобного, но поддерживал его деятельность. Ведь большая часть их жизни была связана с советским временем, когда повышался уровень грамотности, поощрялось дальнейшее более глубокое изучение материалов в той или иной сфере. Его любовь к РПК безусловна. И эта любовь во мне тоже есть, она прошла через моих родителей и других родственников, становясь всё более осознанной и крепкой. Он также принимал участие в создании радиопередач в Армении на курдскую тематику. Стало выходить много новых газет и книг, посвященных курдскому вопросу. Всё это отражало то, что связь между нами и РПК налаживалась и усиливалась. Так наши знания о борьбе курдов за независимость перестали быть фрагментарными. И не только в нашей семье — другие тоже стали интересоваться этим вопросом, часто спрашивая нас о происходящем там, в Турции и других местах. Вот так и пошла просветительская работа. И это несмотря на строгое акцентирование внимания на том, что мы не курды, не грузины, не армяне, а эзиды. Я прекрасно помню одно своё детское воспоминание-желание — говорить спокойно на родном языке на улице. Это желание ещё больше усиливалось, когда я узнавала о преследованиях курдов в Турции, говоривших там на родном языке, что продолжается и поныне. РПК для меня стала олицетворением возрождения осознанной борьбы не только за своё существование, но и за свои культурные права, право на своё государство. От идеи к делу. Осознание РПК как левого движения пришло ко мне только со временем. Точнее даже будет сказать следующее: ценность РПК как левого движения. Ведь в советское время это воспринималось как само собой разумеющееся. И только последние 20-25 лет осознаешь всю ценность их левой позиции, вернее контрпозиции по отношению к капитализму, по отношению к националистическим властям Турции. Для нас теперь это тоже контрпозиция. Примерно в то же время мой троюродный брат уехал воевать в рядах РПК, отправился в Турцию прямо из Тбилиси, сразу после того, как попрощался с нами, что происходило прямо на моих глазах. Это не было каким-то рядовым случаем. Семья моего дяди была в этом смысле довольно ангажированной и всегда поддерживала подобные поступки. Конечно, одно дело, когда подобное поддерживается молчаливо, другое, если более активно, искренне. В любом случае, двери всех курдов были для них, для РПК, открыты.
Игорь: Расскажи о диаспоре курдов в Питере.
Елизавета: Ну, коммуна, диаспора в Питере так-то немаленькая. Я знаю, что очень много курдов из Азербайджана, т. н. Красного Курдистана. Они по большей части заявляют — «мы курды», но сильной поддержки Оджалана или его соратников я не вижу. Есть выходцы из Армении и Грузии, чаще всего это эзиды этнические. Политически они не ангажированы. Да, они за мир, за большой и независимый Курдистан, но, когда мы делали митинг в поддержку Рожавы, пришли, скажем так, не все эзиды. Они настороженно отнеслись: кто организатор митинга, его конкретная повестка и пр. Они, конечно, пришли, но в урезанном составе, например, среди них не было женщин, а были в основном молодые и самые активные ребята. В остальном люди живут обычной жизнью, кто-то учится, кто-то работает, это полноценные граждане, проживающие в Санкт-Петербурге. Кто-то родился здесь. Но надо отметить, что Африн вышли подержать в частном порядке и в других городах России и это были курды-эзиды.
Игорь: Какой город или регион лучше всего принял курдов в РФ?
Елизавета: Думаю, более уютно они себя чувствуют на юге, но это естественно. Так и территориально ближе к Кавказу. Это и климатически комфортнее, и менталитет (извините за архаизм), и темперамент. Достаточно уютно чувствуют себя в Нижнем Новгороде, Ярославле, на Поволжье. В Новосибирске их достаточно много. Не сказала бы, что в Петербурге их много, но достаточно, в плане комфорта их тоже многое устраивает. Я имею ввиду людей, которые иммигрировали достаточно давно и живут тут уже не в одном поколении. У меня были проблемы с получением гражданства РФ, получением паспорта, всё это было довольно болезненным процессом для меня. В эту ситуацию попали многие люди, ведь СССР распался и получить гражданство, по сути, нового государства стало проблемой, особенно если ты не грузин, не армянин, а проживаешь на их территории. На твои запросы могут не отвечать годами, тут уже вопрос о депортации может стать для человека реальным. Очень сложная ситуация. Мне всё далось большой кровью. Все эти квоты, которые не пойми как выдаются, то ли временным вливаниям, то ли по денежным. Уровень коррумпированности был высок ещё лет 5 назад. В эту бюрократическую машину попали многие люди. У меня ещё свидетельство о рождении было советским, правда, тем, кто родился уже в РФ, было попроще. Тем, у кого есть дети, было тоже попроще, хотя и у них крови попили. Проблемы с этим были в любом регионе России, как дела обстоят сейчас, я не знаю. Понимание твоей ситуации возникало чаще в среде энтузиастов, отдельных чиновников различных администраций, адвокатов, работников судопроизводства. По крайней мере найти желаемое понимание твоей сложной ситуации там было легче, чем в среде «УФМСников». Что же касается образования, то лично мне было проще, хотя небольшой коммуникационный барьер всё же имел место быть. И не столько языковой. Как-то в свой адрес я слышала настойчивые пожелания, чтобы я валила обратно в свою Грузию. Тем более, что я была единственной нерусской девочкой в школе. Да, я вела себя несколько по-другому, выглядела по-другому и это отношение ко мне было для меня несколько болезненным. А дети, они ведь порой жестокие, инаковость могут с трудом воспринимать, а тогда это была… вообще дичь. Но это не было правилом, скорее исключением, к счастью.
Игорь: Как часто курды, эзиды, проживающие в России, контактируют с теми, кто проживает за её пределами?
Елизавета: Сейчас как раз наметилась такая тенденция на фоне более открытых границ, плюс интернет, социальные сети и т.д. Так курдский вопрос стал ещё более животрепещущим для них самих, вне зависимости от страны проживания. Основные страны, где проживают курды — Германия, Швеция, Франция. В последней особенно сильна поддержка Оджалана, Рожавы. Стало намного больше общения, вплоть до того, что молодой курд из Германии приезжает в Россию и берет в жены девушку, молодую эзидку. Кстати, раньше очень строго смотрели на браки между эзидами и курдами. Для моих родителей это было бы не совсем приемлемо, хотя в моей семье всегда подчеркивалось, что мы единый народ с курдами и разделяют нас только верования. А сейчас такие браки можно встретить чаще. В Синджаре с коренными эзидами на территории Южного Курдистана, насколько могу знать и судить, всё очень жёстко соблюдается. А так да, общение стало куда активнее. Например, моя тётя очень активно общается с диаспорой в Германии, в Турции. Она у меня поэтесса, её очень часто приглашали туда с выступлениями, она действительно крутая. У неё своя группа в фейсбуке есть, где идет творческий, культурный обмен, обмен стихами. Раньше трудно было в виде книги или в оцифровке какой-то найти её стихи или нечто подобное, а сейчас пожалуйста, она выкладывает всё на курманджи в открытом доступе. Это, безусловно, прорыв.
Игорь: А что насчет их политической активности в России?
Елизавета: Как бы это смешно ни звучало, я могу сказать про них, как и про русских — чаще всего это амбивалентная позиция или нейтральное отношение к происходящему. Когда Путин поддерживал курдов, то местным это нравилось, естественно. Хотя и тут была неоднозначная оценка среди отдельной части диаспоры. Когда произошел очередной акт геноцида курдов в Шенгале игиловцами*, РФ это осудила, как и все их действия на Ближнем Востоке. С этой точки зрения, нынешняя власть для курдов приемлема. Но сейчас мнение изменилось, изменилось на «сомнительное». Политические предпочтения они такие, обтекаемые. Всё-таки страшно, одно дело разговаривать на кухне или в кулуарах, но насколько они готовы к реальным действиям, насколько они левые, социалисты или коммунисты — вопрос. Они, может быть, действительно хотели бы вернуть СССР. С другой стороны, нынешняя Россия им тоже предоставила немалые возможности.
Игорь: Какова общественно-политическая активность курдов в Западной Европе?
Елизавета: Опять же, среда, в которой курды проживают, очень влияет на них. В этом смысле русские и курды похожи друг на друга. К сожалению, можно только позавидовать активности курдов в той же Германии или Франции. Там активизм, именно активизм, поддержка РПК, поддержка простых курдов на достойном уровне. В последнее время у нас в РФ наметилась некая тенденция подобного, люди стали вести себя поактивнее, но есть ещё куда расти, потому что нет ещё единой позиции, общей тенденции. Люди объединяются на какой-то срок для оказания кому-то помощи, ощущая себя как единый организм. В итоге специфика проживания дает о себе знать — слабо вовлечена в эту деятельность курдская молодежь. В целом, я думаю, что уровень общественно-политической деятельности среди курдов — низкий. При этом ресурсов для её повышения предостаточно.
Игорь: Можно ли провести некую параллель между курдами, которые экономически неплохо устроились, например, в Багдаде и курдами, которые неплохо устроились в РФ?
Елизавета: В Багдаде — может быть. Там, в Ираке, был и президент курдского происхождения, Талабани. Но в Рожаве, где эзидов большинство, нет, однозначно нет. Неплохо устроились те, у кого есть свой бизнес, пускай и небольшой. Но те, кто живет за гранью этого бизнеса… в Иракском Курдистане, даже в Эрбиле, огромное количество нищих людей. Хорошо живет верхушка, которая либо имеет отношение к клану Барзани, либо имеет связь с крупными проектами, с тем же Газпромом, где можно устроиться на хорошую должность. Ещё пешмерга, но не рядовые солдаты, а командиры. То, что около власти, оно хорошо живет. То, что ниже, то есть простые люди, рабочие и крестьяне — там всё куда хуже. Сам Эрбиль неплохо отстраивают, но параллельно строят много, неоправданно много, на мой взгляд, мечетей. Если посмотреть, как живут в Сулеймани, важном городе на востоке Курдистана, то там уже заметно хуже дела обстоят.
Игорь: В России курды — это, как и местное население, обычные люди наёмного труда?
Елизавета: Да, да! Есть какие-то бизнесмены, чаще некрупный бизнес, но это — исключение.
Игорь: Насколько важна религия для курдов, проживающих за пределами Курдистана? Какую роль она вообще играет в настоящем для них?
Елизавета: Курды — довольно умеренные мусульмане, но при этом сохраняют культуру и ритуальные традиции своих предков. А все эти паранджи, хиджабы для курдов, как кочевников, были дикостью. И это при всей строгости и традиционности Востока. Дело в том, что в последнее время, к сожалению, намечается тенденция, особенно в Ираке, поддержки деятельности имамов, пропагандирующих ислам среди курдской молодежи. Часть курдов поддается этой пропаганде, есть и откровенные предатели, которые даже на ИГИЛ* работают. Для эзидов, проживающих в Иракском Курдистане, религия чрезвычайно важна. Этим они отделяют себя от основной массы, за что им приходится периодически платить жизнью, вплоть до вырезания целых деревень. К тому же эзидов очень мало, они сосредоточены на небольших участках земли вокруг своей святыни Лалыш. Им тяжело жить, тем более рядом с яростными мусульманами, которые может и не имеют ничего общего с террористами, но даже рукопожатия эзидов они лишают. Могут принять приглашение в гости, но крайне формально, и даже пить из ваших стаканов не будут. Это очень хорошо отражено в книге Надии Мурад, которая получила Нобелевскую премию. Там есть пара противоречивых моментов: эзидская семья якобы виновата в очередном конфликте, но в то же время их там считают некоторые за свиней, при том твои же соседи. В итоге их даже убивают за иную веру, веру их предков. С эзидами, проживающими на территории РФ, Грузии или Армении, ситуация разная. Кто-то говорит, что он эзид и точка, другой заявит о принадлежности к курдскому народу, который когда-то вырезал эзидов. «Я не мусульманин, а значит — не являюсь курдом». Это древний конфликт, но тех, кто считает себя курдом-эзидом — большинство. Для моей семьи, особенно для родителей, это очень важно! Очень важно быть эзидом, оставаясь при этом курдом. В Ярославле, кстати, очень много именно эзидов. Это ещё и Нижний Новгород, и Краснодар. У них кастовая система в эзидизме и она везде соблюдается. В любой точке мира, если ты встретишь эзида, он тебе сразу скажет, кто он: щех, пир или мрид, т.е. мирянин простой, как и я. Эта система сохраняется даже если приняли другую веру. В том смысле, что браки возможны только внутрикастовые.
Игорь: Курд и мусульманин, между ними знак равенства? Так уже давно?
Елизавета: Да, так уже давно, в основном курды — мусульмане, но ислам — это некое общее место. Это сейчас его пытаются укрепить. Курдами через ислам управлять будет легче, да и не только ими.
Игорь: Много верующих среди партизанского движения?
Елизавета: Они там есть. Но мне кажется, что они не считают нужным предавать это общественной огласке. Они общественники по своей сути, а вера — личное дело. В любом случае, к такому вопросу относятся уважительно. Но параллельно с этим, как я уже говорила, есть Иракский Курдистан, где наоборот людям навязывают религию для упрощения их сознания и мышления. Строить мечети и не строить школы. В итоге получается религиозное «просвещение» без начального образования.
Игорь: Как думаешь, кто финансирует там строительство мечетей?
Елизавета: Сложно сказать. Явно всё на уровне правительства местного, но это могут быть и финансовые пожертвования из Турции. Не будем забывать о семействе Барзани, которое представляет суфийский орден.
Игорь: Как много существует курдских диалектов?
Елизавета: Да, их много. Основной — курманджи, литературный и наиболее распространённый язык. На нем говорит большая часть курдской диаспоры в РФ. При том, что влияние тюркского и арабских языков тут минимальна, курманджи стал даже более «чистым» языком у курдов в РФ, чем за её пределами. Есть ещё сорани (в Южном Курдистане очень распространен), зазаки, диалектов действительно много. Фарси тоже понимают очень многие и он выполняет важную коммуникационную роль между разными народами на Ближнем Востоке. Может быть и так, что носителя чистого курманджи могут совсем не понять. Наш лидер Барзани говорит на сорани, иногда на курманджи. Соответственно, когда говорим про эзидов, то [они говорят] на курманджи. И тут мне всё понятно и ясно, но иногда его смешивают с сорани и воспринимать становится сложнее. Хотя я сама порой вставляю в свой курманджи немало русских слов. Стоит отметить, что люди могут резко перескакивать с одного диалекта на другой. В целом считается так: если ты носитель курманджи и живешь в Курдистане — проблем у тебя в общении не должно возникнуть.
Игорь: Есть ли барьер между этими диалектами?
Елизавета: Да, есть. Сама я сорани могу не понять, особенно если быстро человек на нём говорит, ну может 2-3 слова. Курды — это вынужденные полиглоты. Когда мы жили в Грузии, разговаривали ведь без акцента, могли спокойно понимать друг друга на грузинском, русском, курдском. Мама у меня ещё и на армянском хорошо разговаривала, а дедушка знал азербайджанский. И проблемы для нас подобной не было. Четыре языка в Грузии? Да запросто! Но сейчас я стала забывать грузинский. Двоюродные братья у меня курманджи понимают, но говорить на нём уже не могут. Это вынужденно, ты коммуницируешь с разными людьми, порой в разных странах, а для этого нужны разные языки.
Игорь: Ценность семьи среди курдов выше, чем в РФ?
Елизавета: Это ещё и свойство Кавказа, ценность, крепость, так скажем. Даже когда разговор идёт про Армению или Грузию, то сразу подразумевается этот момент. Для курдов это тоже очень естественно, а для эзидов тем более, у нас общество более регламентированное. Тут родовые, кастовые отношения играют большую роль, они первостепенны. Другое дело новые поколения. Они не то чтобы свободны от этого, но такой строгой регламентации семейных отношений уже нет. Если взять моих двоюродных братьев — один закончил Нахимовское училище, другой — академию на Моховой, актер он — они считают себя курдами, ценят институт семьи, но при этом есть уже более лёгкое отношение, восприятие в их жизни и уклон в общении смещен в сторону друзей, знакомых. Культура российская им прививается. Я, например, обожаю русскую литературу, музыку, не представляю себя без русского языка, на нем же я думаю. Друзья практически все русские, так или иначе (смеется). Кто-то женится на представительницах своей же национальности, здесь стараются придерживаться общей тенденции. Браки между своими приветствуются. Хотя мой брат женат на русской, у них есть общий ребенок, его жена была полностью принята нашей семьёй. А вот брак между эзидкой и мужчиной другой национальности — уже достаточно проблематично. Традиции довлеют. Но обратное наблюдается чаще, со скрипом, нехотя, скажем, есть уже прецеденты.
Игорь: Разные названия одних и тех же родственников у курдов.
Елизавета: Вот почему Оджалана часто называют «апо»? Это по-курдски означает «дядя». Но дядя именно по отцовской линии. А брат мамы — «хало». Брат отца считается после самого отца первой фигурой, помимо фигуры старшего брата. И если вдруг что случилось, то «апо» — второе лицо. Его значение в курдской культуре, если говорить о канонической курдской семье, очень высоко. Тёти тоже могут называться по-разному. По материнской линии — «хати», по отцовской — «мэтэ». Зато не перепутаешь. А если кого-то из не родственников хотят особо выделить, то назовут скорее «апо», в знак уважения. У нас тут хватает своих тонкостей.
Игорь: Если смотреть по основной массе комментариев к видеороликам на курдскую тематику, то они, безусловно, в вашу поддержку. Но есть другие, в духе: «Вы у армян земли забрали!»; «Вы все там мусульмане, смысл вам с Турцией что-то делить?».
Елизавета: Во-первых, любые такие маркеры уже заведомо провальны как способ выстраивания своей аргументации. Ущербно писать подобное. Это из серии: не все мусульмане террористы, но все террористы — мусульмане. С курдами такой фокус и игра с понятиями не пройдет. Да, есть единичные случаи, и я уже упоминала предателей, которые воюют на стороне ИГИЛ. Хорошо хоть, что таких уродов немного. Я скажу более, когда Ататюрк проводил геноцид армян, болгар, греков, то были курды-наёмники, которые пошли воевать на его стороне в обмен на обещание земель. В итоге их, курдов, использовали там как пушечное мясо. Курды в то время не были единодушны между собой. Давайте тогда вспомним и Гражданскую войну в России, белых и красных, разве мы не знаем случаев, когда брат идёт на брата? Думаю, чаще всего это пишут боты или националисты. Возможно, есть какие-то мелкие стычки, но называть курдов агрессивно настроенными захватчиками, это глупо, там такого нет.
Игорь: Давай на секунду представим, что такой институт как государство уничтожен. Что тогда делить туркам и курдам? Вражда и разногласия уйдут в прошлое?
Елизавета: Я не думаю, что они уйдут в прошлое, в ближайшем будущем уж точно. Ведь курды являются более, что ли, открытыми. А Турция сама по себе на фоне курдов более сложносочинённая, турки как этнос более сложны для понимания их политической или религиозно-культурной позиции. Они более закрыты по нраву, более противоречивы. Восток порой полон эффектов внезапности, по территориальному признаку тоже. Это не есть хорошо, в то время как для турков, на мой взгляд, подобное является нормой. Плюс их амбиции с воспоминаниями Османской империи; у курдов таких амбиций нет, они просят лишь своего независимого государства, а не какой-то там империи. Разница есть и в языках, в отношении к исламу. Курды терпимо относятся к другим религиям и национальностям.
Игорь: Представители правящей элиты Турции делали различные заключения, от: «достижение высокого уровня благосостояния, цивилизованного уровня на юго-востоке Турции решит проблему само собой» до «сепаратизм на юго-востоке не является результатом социально-экономических факторов». Как ты это прокомментируешь?
Елизавета: Кто-то хотел сделать мирно и по-человечески, что они с ним сделали? Демирташ, номинированный на Нобелевскую премию мира в 2019 году, представлял партию свою демократическую в парламенте. Он, как и многие другие представители его партии, получил арест за поддержку национальных и гендерных меньшинств. Его партия выступала с позиции мирных программ и конкретных действий в разрешении курдского вопроса. Но правящей элите подобное не нужно и не интересно. Она всячески продолжает давить голос иной позиции как в парламенте, так и в обществе в целом. Найти в современной Турции представителя власти, который не поддерживает Эрдогана, практически невозможно. А те, кто не поддерживал открыто — арестованы. В России тоже есть политзаключённые, но мы этому ещё несколько удивляемся и некоторые не до конца понимают, как же так вышло. В Турции же это норма. Арестовать за ночь 20 человек? Пожалуйста, легко. Демирташ — узник совести, как и Оджалан. Они предлагали по крайней мере существенные реформы. Принять подобное для действующей власти Турции уже равносильно поражению. Потому нормой является также урезание экономических дотаций по национальному признаку. Если на юго-востоке в деревне проживает 75% курдов, то и дотации урежут настолько же. Образование там может вообще не поддерживаться. Курд в Турции — третий сорт человека, в лучшем случае. Партизанские отряды курдов в этом смысле можно понимать как народное волеизъявление, когда тебе просто не оставляют иного выбора, если не считать порабощение и нищенство выбором.
Игорь: Есть ли поддержка курдов среди простого населения Турции?
Елизавета: Всегда в обществе можно найти людей, именно настоящих людей. В тюрьме 10 лет отсидел один историк, который написал книгу, одним из главных посылов которой было признание геноцида, в том числе курдов, во времена Османской империи. Подобные истории, не через каждого второго, конечно, очень органично вписываются в рамки современной Турции. Кстати, у истоков РПК были и турки тоже, они и сейчас есть в её рядах. В момент её образования в Турции было левое движение с уверенно поднятой головой.
Игорь: Каковы политические взгляды курдов?
Елизавета: Курды в своей основе интернациональны, это для них естественно. С одной стороны, подобное требует серьезного осознания, а с другой, очень органично ложится на курдскую ментальность, как и другие левые идеи. Та же борьба за женские права, курды — рупор на Ближнем Востоке в этой борьбе. Рожава является примером сочетания некоего консерватизма и левых идей как бытового явления, есть хорошая книга эту тему. Там есть и левые идеи, а есть и понимание иерархичности, вписанная в культурный и идеологический код курдов. Любовь к Оджалану как лидеру, как к учителю своего народа — наглядный тому пример. Для курдского народа роль наставника, Мамостэ, учителя очень значительна и определяющая. Но я бы не сказала, что тут есть место чему-то строго патриархальному, потому как роль женщины в курдском освободительном движении сильна. Женщина-учитель тоже очень важная фигура в обществе. Ещё среди курдов по-настоящему важна ответственность и надежность, отсутствие властолюбия, а не уровень твоего материального достатка. Здесь стоит вспомнить очень распространённую среди курдов поговорку: «Шер шерэ ч жна чи мере», что означает — тигр не теряет своей «тигринности» и пол тут не важен. Значение имеет мужество, та самая тигринность.
Игорь: Это одна из причин, почему в курдском движении так много женщин?
Елизавета: Да! Потому что ценен личностный аспект, доверие, а не сам пол. Но доверие не слепое! Это очень важный и тонкий момент. Есть любовь народная, как некий аванс широкого признания, но при этом нет раболепия и трепета перед начальством. То же самое можно сказать и про более привычное, гражданское светское курдское общество. Не знаю, что будет в Иракском Курдистане, насколько там светскость сохранится или скатится в нечто более религиозное. Надеюсь, последнего не будет, тем более, что светскость очень присуща курдам.
Источник: 1917.com