Кемаль Пир является одним из основателей РПК (Рабочая партия Курдистана). Вместе с другими членами РПК Хайри Дурмушем, Акифом Йылмазом и Али Чичеком он объявил 14 июля 1982 года о начале смертельной голодовки в знак протеста против условий содержания в тюрьме Диярбакыра.
Кемаль Пир был турецким революционером из Черноморского региона. Он является одним из основателей РПК. Члены центрального руководства РПК Кемаль Пир, Хайри Дурмуш, Акиф Йылмаз и Али Чичек объявили 14 июля 1982 года о начале смертельной голодовки в знак протеста против условий содержания в тюрьме Диярбакыра (Амед). Все четверо умерли в ходе голодовки. В возрасте 30 лет Пир умер на тридцатый день голодовки, после потери зрения. Он заслуживает уважения, как яркое воплощение радикального и интернационального духа движения.
Автор приведенной ниже истории, курдский политический активист и писатель Фуат Кав, провел 20 лет в турецких тюрьмах, в том числе 8 лет в печально известной тюрьме в Диярбакыре. Принимая активное участие в тюремном сопротивлении и испытывая немыслимые формы тюремной жестокости, его живая память является одним из единственных источников молчаливых историй, которые происходили за стенами турецкой тюрьмы. До сегодняшнего дня преступления против человечности в тюрьме Диярбакыра не были должным образом расследованы или раскрыты. Тюремные воспоминания Фуата Кавы основаны на реальных событиях и беседедах, выраженных в литературной форме, например в его романе «Кольцо Мави».
Фуат Кав живет в изгнании в Европе, где он продолжает обогащать курдскую политическую жизнь своими комментариями и мудростью как журналист и писатель.
Рассказ Фуат Кавы
«Кемаль был легендой. Как рыцарь, борющийся за свою жизнь, он продолжал сопротивляться смерти. Он боролся каждую минуту. Но смерть уже была на его пороге, он достиг конца своей физической жизни.
«Я должен умереть первым. Я должен быть первым, кто закроет глаза», – сказал он в первые дни голодовки. Он остался верен своим словам. Тем не менее, он погрузился в полную темноту. После потери зрения он мог только мечтать о мире, звездах, солнце, луне и свете. Улыбка в его огненных глазах, которая скрашивала жизнь его друзей, исчезла.
«Мои глаза больше не видят. Все темно … Ух ты! Вот на что похож мир слепых! Теперь я понимаю, насколько жестокой должна быть жизнь для них», – внезапно сказал он одной ночью Хайри.
«Разве ты не видишь, Кемаль?» – спросил Хайри, собирая все свои силы.
«Нет, ничего. Полная темнота… Но это не важно. Мои дни сочтены в любом случае. Я не хочу, чтобы тюремные охранники знали об этом. Если они узнают, они будут использовать это против меня.
«Не говори так, Кемаль. Кто знает, кто уйдет первым?»
«Нет, я должен умереть первым. Не беспокойся об этом».
«Я не могу справиться со смертью друга, Кемаль. Как и ты, я тоже плачу кровавыми слезами. То, что Мазлум умер раньше нас, что четверо друзей пожертвовали собой, все это глубоко ранило меня. И сейчас…»
«Я тебя понимаю. Мы пережили невыносимо мучительные дни вместе. Я полностью осознаю ответственность. Тем не менее, я говорю: «Я должен умереть первым». Пожалуйста, пойми меня, хорошо?»
Только сменив тему, Хайри смог закончить разговор о невыносимом желании Кемаля. Он хотел сменить тему, спросив о чем-то не связанном со смертью: «Кто-нибудь знает песню «Ağlama yar ağlama / mavi yazma bağlama »? Это поразительная песня.
Я всегда люблю слушать эту прекрасную песню, в которой так ясно выражены боль, одиночество и тоска по матери. Было бы здорово, если бы кто-нибудь спел это. Здесь есть кто-нибудь, кто знает эту песню?
Хотя никто рядом не знал эту песню, песню нужно было петь сейчас, потому что Хайри хотел этого. Но никто не был достаточно талантлив, чтобы петь на должном уровне. Как будто люди, лишенные навыков пения, были специально отобраны для того, чтобы принять быструю смерть! Единственным человеком среди них, кто знал песни, был Мустафа Карасу. Он знал только одну или две песни. По просьбе Хайри он старался изо всех сил собрать воедино клочки своих воспоминаний, чтобы вспомнить слова песни. На самом деле, все они пели эту песню в один из вечеров. Но никто не смог бы запомнить весь текст песни сам по себе.
Что должно было случиться сейчас? Карасу пришел на помощь всем. «Хорошо, давайте споем все вместе», – сказал он. «Мы можем сделать это, если будем петь в хоре». И им действительно удалось это. Они исполнили всю песню хором. Но если бы они спросили «как мы пели?» в ответ им бы сказали «ужасно».
В конце песни Карасу удалось избежать критики, сказав: «Мы пели так, что сделали песню неузнаваемой. Но что бы там ни было, мы спели ее до конца». Хайри аплодировал хору.
«Я присоединился к твоему пению», – сказал Хайри.
«Карасу, я тоже присоединился к тебе. Не думай, что ты был единственным, кто пел», – вмешался Кемаль.
«Я не знаю, Кемаль. Если честно, я не слышал твой голос. У меня нет верного признака того, что ты пел».
«Какой признак ты ждал?»
«Громкий. Я чувствовал голоса товарищей, которые пели, но я не уверен насчет тебя».
«вты этого не слышал, то это как-то связано с тобой. Я пел, и я не позволю тебе отрицать мой труд».
«Хорошо, на этот раз я буду слушать более внимательно». Курасу, тебе знакома песня «Eşkıya dünyaya hükümdar olmaz » (Бандит не может править миром)?»
«Нет, не знаю. Вернее, я не могу вспомнить весь текст песни. Но я уверен, что мы сможем спеть ее в хоре».
«Хорошо, давайте споем эту песню. Я тоже буду петь, только не говори мне, что ты не слышал потом, хорошо?»
«Хорошо, хорошо. Я буду внимательно слушать на этот раз. Посмотрим».
Хор спел так, как хотел Кемаль. Во время хора хорошо был слышен голос Кемаля. У него был самый громкий голос среди всех, и, поскольку он пел громко, звук был просто потрясающим. Его богатый и глубокий голос эхом отозвался в тюремной камере. Карасу было невозможно не услышать его.
«Ты услышал меня на этот раз, Карасу?» – спросил Кемаль, когда песня закончилась. «Да, действительно, я слышал. На самом деле, дорогой Кемаль, теперь мы можем принять тебя в наш хор». Голос Кемаля по-настоящему впечатлил его.
«Ты сказал, что «можете», верно?»
«Нет, нет, не «может». Я поправлю себя: мы принимаем тебя».
«Хорошо, Карасу. Мне нужно немного отдохнуть».
«Отдыхай, Кемаль. Я тоже буду спать. Мы не знаем, какой сегодня день, где мы находимся, куда мы пойдем, что мы увидим в нашем путешествии и где мы будем сражаться с фашистами на этот раз, товарищ Кемаль ?»
“Правда! Сегодня 47-й день нашей акции. Это значит, что мы сегодня в Мардине. Я должен сказать, что я очень сильно люблю Мардин, один из самых динамичных, исторических и мультикультурных городов Курдистана, поистине красочная мозайка народов. Сегодня я посетил его исторические места, прошелся по крепости, с увлечением осмотрел его архитектуру. К сожалению, я не мог бороться с фашистами, потому что в Мардине нет фашистов. Но я должен сказать, что вел дискуссию с некоторыми социал-шовинистами».
«Я просто тихо гулял. Когда я устал, я пошел в крепость. Там я купил воды, которую продают дети. На мгновение я задумался обо всех завоевателях, которые захватывали этот город на протяжении всей истории. Когда я подумал обо всех тиранах, деспотах и палачах, которые, должно быть, несколько раз сжигали и разрушали этот город, мне в голову пришли угнетатели нашего времени. Они более скрупулезны, чем тираны прошлого? Кемаль, ты слушаешь …?»
Кемаль заснул, погрузившись глубоко в пространство за пределами мысли. Его слабость из-за голода, жажды и истощения привела его в эти места. Телосложение Кемаля уже не могло справиться с ситуацией. Он потерял как зрение, так и энергию. Его сознание приходило и уходило. Поскольку его глаза ослепли, он часто зажигал сигарету со стороны фильтра. Иногда он молчал, но большую часть времени говорил. Он говорил без перерыва.
Попытки врачей и охранников побудить заключенных отказаться от своих действий чрезвычайно разозлили его; он кричал и иногда ругался. Тюремный врач Орхан Озджанлы сделал все возможное, чтобы убедить Кемаля прекратить голодовку.
«Смотри, Кемаль. Ты умираешь, смерть приближается к тебе шаг за шагом. Подумай об этом, ты приближаешься к концу своей жизни. Ты собираешься уйти из этого мира. Просто брось эту акцию. Это не конец твоей дороги…»
«Доктор, посмотри на меня внимательно! Открой уши и слушай. Крепко запомни мои слова. Я начал это дело осознанно. Я хорошо знаю, что смерть ждет меня в конце пути. Я также понимаю, что я нахожусь в конце этого пути прямо сейчас. Я чувствую присутствие смерти и ее палача. Я чувствую их дыхание».
«Жизнь прекрасна, Кемаль. Ты должен любить жизнь. Даже если люди смертны, они хотят жить в этом мире, и поэтому они очень боятся смерти. Вот почему ошибочно утверждать, что ты не боишься смерти. Мы видим тех, кто считает себя самыми доблестными и смелыми, дрожа от страха перед лицом смерти. И поскольку ты тоже человек, то, конечно, ты тоже боишься. Но я все еще могу спасти тебя, даже в такой ситуации…
«Как ты думаешь, доктор, кто я? Тебе все еще не удалось меня узнать? Я Кемаль Пир. Не для того, чтобы хвастаться, но я скажу, что я познал жизнь на берегах Черного моря. Именно здесь я узнал о жизни в ее наиболее прочной и чистой форме среди настоящих людей, которые знали, как дружить с товарищами и воевать с врагами. Я – Кемаль Пир, который дожил до этого дня, встречая представителей семидесяти двух народностей на землях Анатолии, чтобы затем посвятить себя делу освобождения курдского народа. Я не уверен, достаточно ли ясно я рассказал о себе?
«Ясно, но…»
«В этом рассказе нет места для «но», доктор. Я представился тебе таким, какой я есть, без преувеличения или лжи, рассказав все честно, простым языком. Однако, если ты все еще говоришь «но» после моего рассказа, это уже твоя проблема ».
«Но жизнь идет по-другому, Кемаль. Независимо от того, как ты описываешь ее для себя, никто не может избежать мысли о том же перед лицом смерти. Страх смерти – ужасающее чувство. Она вызывает огромный вал эмоций. Этот вал, который может лишить тебя человечности».
«Теперь, наконец, ты сказал что-то правильное».
«Что это значит?»
«Разве это не понятно?»
«Я говорю о жизни и страхе. Я утверждаю, что каждый человек одинаков перед лицом смерти. Все боятся смерти. Кто бы ни был в этой ситуации, он будет дрожать, как будто у него жар. Даже если этот человек Кемаль Пир.
«Взгляни на меня, доктор. Я полностью осознаю значение жизни и смерти. Я точно знаю, кто боится смерти, и кто дрожит перед ней. Я также знаю, что мы ведем смертные жизни, и я знаю представления о рае и аде в загробной жизни. Это ты и такие, как ты, не знают таких вещей. Они не понимают, и даже если они делают, они действуют, не понимая. Должен ли я сказать тебе что-нибудь еще, доктор?»
«Конечно».
«Я так сильно люблю жизнь, что готов умереть ради нее. Смотри, ты свидетель этого. Ты увидишь своими глазами, как я умираю ради жизни, как я жертвую своей жизнью. Не моргнув, не цепляюсь за жизнь, я умираю… »
«Ты умрешь ни за что, Кемаль, ни за что. Ты ничего не добьешься через свою смерть. Ты должен жить, чтобы достичь любой цели, которую ты имеешь, иначе никто не будет действовать в соответствии с твоими целями. Временная, бесполезная фантазия – мечтать о том, чтобы стать «героем». Я не нахожу это правильным или значимым.
Станет ли человек героем после своей смерти, будут ли установлены статуи, написаны книги или фильмы в их честь, для меня не имеет никакого значения. Когда ты мертв, ты мертв».
«Ты все равно ни во что не веришь. Ты – человек без цели, который не думает о будущем, ты отказываешься от жизни и тебе нечего предложить детям. Вот почему ты смотришь на все с точки зрения повседневных нужд и материальной ценности. Ты думаешь, что прошлое прошло, и что люди должны заботиться о своем будущем. Живи и думай только о настоящем». Вот почему ты не можешь понять героизма или мужества».
«Я все еще убежден, что в будущем не будет ни одного человека, который бы спрашивал о тебе, устанавливал статую в твою честь, писал книги или снимал фильмы о тебе и говорил: « Когда-то жил смелый человек из Черного моря, который отдал свою жизнь за нас во время смертельной голодовки. Возможно, маргинальная группа будет помнить твое имя только ради того, чтобы убить время, но ты никогда не станешь героем для целого народа. Запомни мои слова, Кемаль.
«Почему ты продолжаешь упоминать героизм в связи с моим именем? Разве человек не может просто выполнять свои общественные и исторические обязанности? Зачем нужно получить что-то взамен своей деятельности?»
«Мы говорим о серьезной проблеме, о смерти, Кемаль. Конечно, ты должен получить что-то взамен. Если умирать то, по крайней мере, как герой. Только тогда твое имя следует помнить, о тебе нужно писать книги».
«Ты говоришь о неважных вещах. Что действительно важно, так это долг и ответственность. Думать, что за все должно быть вознаграждение, возмутительно. Это внешнее выражение внутреннего состояния потери себя и разрыва с душой и смыслом жизни».
«Я еще раз спрошу тебя: за что именно ты умираешь? Ради пустой цели, ты умираешь впустую, это потраченная впустую жизнь. Я хорошо знаю государство, я говорю вам, что государство не будет вступать с вами в переговоры. Даже если вы все умрете, если каждый из вас уедет отсюда в гробах, наше могущественное государство не воспримет вас всерьез. Знай это».
«Мы так долго обсуждали такие мучительные вещи. Но ты продолжаешь быть жестким, упрямым человеком. Я не думаю, что ты врач, ты, вероятно, никогда не проходил мимо больницы. Ты можешь быть мясником, палачом, убийцей или, может быть, монстром. Но ты не можешь быть врачом.
«Ты оскорбляешь меня, Кемаль. Мы обсуждаем, говорим и спорим. Но мы никогда не должны оскорблять друг друга».
«Все твои слова полны оскорблений. Невозможно что-либо обсуждать с тобой. Человек должен, по крайней мере, иметь способность говорить и вести спор, как человек ».
«Что бы ни случилось, ты не должен оскорблять меня».
«Если ты так говоришь, я не только оскорблю тебя, но, если бы у меня была сила, я бы сражался с тобой. Знай это».
«Я не хотел бы оскорблять или делать несправедливости по отношению к человеку, шея которого находится в когтях ангела смерти. Ты все равно умрешь, ты отправишься в свое последнее путешествие. Ты все равно простишься с жизнью».
«Ты разговариваешь с человеком, который умирает за свои идеалы? Достойно ли это доктору?»
«Я могу спасти тебя, я могу позаботиться о тебе и вернуть тебя в прежнюю форму. Возвращайся, пока не поздно, Кемаль».
«Я умираю за свои убеждения. Вот почему моя смерть не напрасна. Я посвятил себя делу человечества. Я умираю за человечество. Я в долгу перед курдским народом. Это еще одно особое измерение моей борьбы. Но ты этого никогда не поймешь!»
«Хорошо, я предложил тебе помощь. На мне нет вины. Даже если ты будешь умолять меня, отныне я тебя больше не спасу! В любом случае, я знаю все, что ты тайно делаешь…
Другие заключенные, которые слышали разговор, хотели вмешаться, но, в конце концов, отказались от этого. Они были возмущены обвинением доктора в том, что они тайно ели. Они могли терпеть безжалостность к себе, но это было слишком. Они задавались вопросом, случались ли такие вещи и в других частях света. Можно было ожидать, что враг сохранит какое-то уважение перед людьми, которые идут на смерть ради своих убеждений. Не уважать этого означает идти против человеческого достоинства.
«Посмотри на меня, доктор!»
«Да, Кемаль, я смотрю на тебя. Что? Что ты хотел сказать?»
«Ты намекаешь на то, что я ел тайно?! Не бери в голову, ты все равно бесчестный человек… Послушай, доктор, через пару дней ты увидишь, что я не ел».
«Это не важно, Кемаль. Если ты захочешь прекратить голодовку, я отвезу тебя в больницу. Не забывай, что если я сделаю это, то нужно дать что-то взамен…».
«Отойди от меня! Твой капитан-палач и даже его начальник, марионетка не смогли заставить меня встать на колени. Ты уверен, что это сможешь сделать ты?! Уходи прямо сейчас. Я не хочу тебя видеть!»