Писатель и политик Джанфранко Беттин уже много лет является вице-мэром Венеции и руководителем Центра мира и молодежной политики.
Он был промоутером многочисленных культурных мероприятий, которые проходили в итальянском городе, в том числе Фестиваля литературы «Фондамента».
– Прежде всего, можете рассказать нам, когда и как вы начали писать? Что вы помните о первом литературном опыте?
– Я родился в Порто-Маргера, в муниципалитете Венеции, в 1955 году. Я писал с тех пор, как научился делать это в школе, но, возможно, даже до этого: творческие вещи, символы или рисунки, кто знает, что они обозначают? Первая написанная вещь, которую я помню, – это, своего рода, сказка. Подражание русской сказке, которую я прочитал в одной из первых книг (это был сборник русских сказок). Я знаю только, что написал её. Я не помню больше ничего, может быть, там были снег и огонь, и сказка имела слегка магический и странствующий характер.
– Венето – сложный регион. Очень христианско-демократический (кроме некоторых «красных» пятен), но также и регион с университетами и фабриками. Это регион так называемого северо-восточного «чуда» и упадка, трудовой и политической борьбы левых, темных тайн, жестоких «семейных» убийств, мафии Бренты… В вашем творчестве много Венето. Какие аспекты вы пытались выделить? Насколько то, что вы социолог, с одной стороны, и политик, с другой, повлияло на выбор рассматриваемых вами тем?
– Мое обучение социальной и политической наукам, безусловно, оказывает влияние на мой стиль письма и рассказа, но, прежде всего, оно оказывает влияние на моё видение природы вещей.
Это смесь аналитической расшифровки и интуитивного понимания, что приводит к иногда суггестивным и иногда описательным фразам. Надеюсь, они хорошо сочетаются… С этим видением и инструментарием в мире, в котором я жил, особенно между Венето и Маргерой-Венецией, я всегда старался постичь как темные, теневые стороны (лицемерие, попустительство и соучастие властей, распространение предрассудков, скрытый расизм, терпимость к политикам, даже когда они действуют в соответствии с собственным эгоистическим интересом, неспособность ограничить нерегулируемую, деструктивную, повсеместную застройку и т. д.), так и ясно видимые и широко распространенные аспекты (от природы до культурных ценностей, к социальным и личным характерам множества людей, с которыми вы можете столкнуться).
– Вы были вице-мэром города Венеции в течение многих лет, что является интересным и противоречивым экспериментом, который может быть важной лабораторией для итальянских левых. Старый девяностолетний друг, у которого был анархистский книжный магазин в Венеции, рассказывал мне об увлекательных встречах, которые происходили в его библиотеке возле Фрари. Через них прошли все интеллектуалы и самые знаменитые художники города. Венеция – это и протесты на фестивале 1968 г., но также это и плохой выбор Де Микелиса… Когда и почему Венеция перестала быть политической лабораторией (что, в частности, означало быть одновременно и ”интеллектуальным” художественным городом, и работающим городом), предпочтя ”квазидиснейлэндский” вариант?
– Фактически, две Венеции жили вместе почти полвека. Одна пыталась отказаться от современности, которая принесла легкую прибыль, особенно когда речь идет о туристических предложениях, спекуляциях и ресурсах, связанных с грандиозными работами по реконструкции, такими как проект MOSE (со всей соответствующей коррупцией). Другая искала разные способы, в зависимости от людей и времени. На стадии с начала 1990-х годов до начала следующего десятилетия она также пыталась стать политической лабораторией. В какой-то момент она просто не могла больше делать это, уступая более традиционным и менее инновационным формулам политики, которые мы могли бы назвать умеренно левыми, без смелости, без способности интегрировать политические инновации и реагировать на требования, которые исходят от местного и общенационального общества. Прокладывая тем самым путь к политическому регрессу либералистского и эгоистичного типа, который в настоящее время продолжается.
– Вы были избраны, когда в основном этот выбор – Диснейленд вместо политической лаборатории – уже шел. Как вы думаете, чего не хватало правительствам Каччари, чтобы изменить этот курс?
– Это была лишь часть проблемы городского совета. На самом деле, большая часть судьбы Венеции зависит от других центров власти, особенно в сферах экономики и сферы компетенции, более сильных, чем городской совет (региональное и национальное правительство, парламент) и внешние органы, такие, как управление порта, водный магистрат, суперинтенданс и т. д. Или другие мощные частные субъекты, такие, как новый венецианский консорциум, управляющая компания аэропорта или круизные компании. Что касается его полномочий, городской совет, тем не менее, оказался не способен полностью привлечь город к противодействию ущербу, причиненному этими центрами силы, он не мог повлиять на беспощадное сокращение местных ресурсов, налагаемое центральным правительством и дальнейшим отчуждением прав, которое продолжалось со временем. Таким образом, самое большое ограничение, которое я вижу, – это неспособность интегрировать институциональную инициативу и административные изменения с социальной динамикой, путем участия и совместного выбора, что является серьезным политическим пределом.
– Венето, как мы уже говорили, очень сложный регион. Вы решили рассказать об одной стороне, о Венето маргинализированном, не упуская возможности рассказать о Венето более темном, например, о Пьетро Масо или об отклоненной, но необходимой иммиграции (необходимой для боссов). Как к вам приходят сюжеты ваших книг? Как вы выбираете историю, которую собираетесь рассказать? Вначале вы выбираете персонажей или сюжет? Давайте поговорим о вашем творческом процессе.
– Истории и персонажи, о которых я решаю рассказать, взяты из богатого набора заметок, иногда даже ментальных, которые я храню либо в письменной форме либо нет в течение длительного времени, наблюдая реальность или творчески воображая произвольные события. Если я пишу о реальных вещах, как в случае с историей о Пьетро Масо (мальчик, который, с несколькими сверстниками, убил родителей, чтобы распорядиться наследством, преступление, которое потрясло Италию в начале 1990-х годов), я придерживаюсь строгого изложения фактов. Если я буду продвигаться дальше, я заявляю, что в этой точке истории я воображаю, но в основном я остаюсь верным реконструкции событий, которую я мог бы сделать с данными и фактами, погружаясь в места и ситуации, где данная история произошла. Конечно, в романе я чувствую себя более свободно, но в этом случае я больше привязан к эффективности слова, выбору каждого отдельного слова и фразы и даже точки или запятой с интервалами. Роман весь в этом, он сделан из этих вещей, его достоверность рождается из этого, не столько из правдивости данных и фактов, сколько из нарративного расследовании реальных событий. Я исследую многие сюжетные линии при написании романов, эссе или нарративных исследований, я также изучаю предмет в течение очень долгого времени, работая своего рода литературным шахтером, раскапывающим свой материал. Это позволяет мне писать о самых разных вещах. В конце концов, если конкретная история зовет меня «больше, чем другие», и я посвящаю себя ей, я завершаю ее и, в некоторых случаях, публикую ее.
– Насколько важен язык в вашем повествовании?
– Как и в любом письменном творчестве, это самое главное.
– Вы (интеллектуал и политик) создавали интересное культурное и литературное пространство в Венеции. В 90-х годах вы спонсировали серию интересных встреч с новыми итальянскими писателями (я говорю о Тициано Скарпе, Ферруччи, а также о Туринской группе). Позже вы организовали фестиваль Фондамента. Несмотря на Берлускони, это была страна (и Венеция, безусловно, была очень оживленным городом), которая по-прежнему производила хорошую литературу и в целом хорошее кино, хорошую культуру и хорошую музыку. Но в 2000-х годах свет как бы угас. Вы видите свет в конце тоннеля сейчас?
– Для Венеции это самое трудное время как минимум за полвека. Это не значит, что во многих сферах, в том числе культурной и даже политической, ”ферментов” нет, но на сегодняшний день эти ”ферменты” не находят значительного представления и они, безусловно, отсутствуют в правительстве города. Однако может оказаться, что эта ситуация способствует горизонтальному распространению, более свободному, более избирательному и, следовательно, дающему более мощный рост. Так что если кратко, эти ”ферменты” сами приносят некоторый свет… несмотря ни на что. Однако совершенно очевидно, что опыт тех лет неповторим как по той причине, что они уже пройдены, так и потому, что тот подлинный и плодотворный поиск новых дорог, наконец, открыл эти дороги, но при этом и поглотил их. Он привел нас к точке, откуда нам нужно идти дальше. Что касается меня, то я не вижу большой разницы между интеллектуальным и политическим активистом.
– Каковы ваши “литературные ссылки” и в целом ваши культурные отсылки?
– В моем формирующем миксте есть немного всего, хотя я думаю, что литературные ссылки преобладают (итальянская классика, некоторые виды литературы: в основном русская и американская, затем французская, иберийская и английская), комиксы (вначале итальянские и американские, затем графический роман) и кино (Кубрик это всё, затем вестерны, нуар, научная фантастика, последняя также и в литературе). Музыка часто является результатом, хотя и не всегда вдохновляющим источником.
– Как бы вы охарактеризовали состояние здоровья итальянской литературы?
– В последние годы, я бы сказал, достаточно хорошее, появилось много хороших авторов, даже оригинальных.
– А политика издательств? Они просто указывают на “безопасные” названия или есть кто-то, кто берет на себя “риски”?
– Маленькие издатели рискуют больше, и они также в более трудной ситуации, когда дело доходит до вовлечения в рынок и распространения, что является причиной надежды на немедленный успех “безопасного”, или якобы такого, названия. Реже можно увидеть, как крупный издатель рискует.
– Литературные и более общекультурные журналы практически исчезли. Почему? Действительно ли это проблема рынка?
– Это проблема рынка, то есть, проблема дистрибуции, но это также и проблема читательской аудитории. Сегодня существует более горизонтальная циркуляция идей, благодаря сети это происходит быстрее, эффективнее и дешевле. Это выталкивает с рынка игровые журналы, и толкает их превратиться в веб-сайт, блог и т. д., а в итоге отказаться от бумажного формата хотя бы из-за дороговизны и, зачастую, неэффективности формата. К счастью, это не мешает циркуляции идей. Наоборот.
– Италия в течение многих лет не инвестировала в культуру (и образование). Что можно сделать, чтобы переломить эту тенденцию, пока не стало слишком поздно? Или уже слишком поздно?
– Не слишком поздно, хотя и поздно. В дополнение к тому, что мы можем сделать с книгами, текстами, веб-сайтами и даже кассетами, где они используются, решающий вопрос заключается в том, сможем ли мы развить политическое движение, способное изменить правительство страны и, следовательно, изменить приоритеты, тем самым, установив в качестве приоритета образование и культуру (вопрос, который может открыть огромные экономические возможности для такой страны, как Италия).