Многие привыкли ошибочно роднить фашизм с коммунизмом, а либерализм считать чуть ли не самым ярым борцом против него. Это при том, что главный бой в истории фашизму дал (и выиграл) именно коммунизм.
Особенность авангарда западной идеологии заключается в обращении к звериной природе человека, к удовлетворению его первичных потребностей (от секса и еды до большого числа бесполезных товаров). Такого рода уклон приводит человечество примерно к тому же состоянию, к которому приходит избалованный родителями, становящийся капризным ребенок. Поэтому ожидаемый второй шаг – введение огромного числа ограничений, запретов, которые закрывают внутреннего человеческого зверя в клетку и подкармливают его мясом, призывая к терпимости ко всему подряд (от наплыва мигрантов до гей-парадов на площадях). Третий шаг случается тогда, когда зверь вырывается из клетки.
Затравленное после Первой мировой войны немецкое общество вырвалось так, что мало не показалось никому. При этом фашизм легко нашел точки соприкосновения с идеологией, сложившейся в европейских странах. Оседланная Гитлером лошадка «во всем виноваты евреи» легко нашла отклик в уставшем многое терпеть обществе. Примерно такой же отклик сейчас найдет в Европе призыв гнать арабов и прочих понаехавших. Уже находит.
Когда зверь вырвался из клетки, часть общества присоединилась к его вакханалии, а часть легла под него, не сопротивляясь. Бороться смогли те, кто противопоставил низшему началу в человеке начало высшее («Коммунизм есть пробуждение и раскрепощение в каждом человеке высших его творческих способностей» (с)). Это, к слову, один из самых любопытных моментов в мировой истории. На кону в те годы стояла судьба человечества, потому что победившая идеология давала импульс дальнейшего развития. Импульс в результате оказался гуманистическим и освободительным, но вполне мог иметь несколько иное свойство и мы бы уже сегодня жили в мире, который сейчас только описывают в фантастических книжках вроде «Голодных игр». Во всяком случае, большая часть Европы (включая такие ее столпы, как Франция) уже была на это согласна.
Идеи Гитлера не противоречили западной идеологии, а лишь представляли ее логический исход. Фашизм был не до конца понят многими, потому что существенно обогнал свое время. Только сейчас, 80 лет спустя, начинают всерьез говорить о золотом миллиарде, о необходимости остановки развития на периферии капитализма, о важности сокращения рождаемости, о важности естественного отбора (его понятия перекочевали даже в бизнес), о делении наций на исключительные и обычные (исключительность американцев подчеркивает сам Барак Обама). О том, что люди делятся на господ и рабов, на креативный класс и быдло говорят уже даже в стране, которая некогда победила фашистское воплощение данных мыслей.
Вместе с тем нетерпимость общества, уставшего жить в клетке, достигает своего апогея (зверя в клетке откормили уже достаточно, чтобы он начал гнуть прутья). Ужесточение репрессивного аппарата и поиск виноватых, на которых можно направить гнев сорвавшихся с цепи, неизбежен. Государственные системы же для своего выживания должны работать настолько жестко, чтобы у обычных граждан не было и в мыслях им противоречить. Идеальный пример — США, где против собственных граждан полиция, не стесняясь, применяет резиновые пули и газ (Европа не отстает) и стреляет на поражение в детей с игрушечными автоматами и в инвалидов, угрожающих ручкой. А правительство вовсю раскручивает внешних врагов – террористов, ради борьбы с которыми можно и нужно ущемлять любые права любых людей.
Тонких мест в полотне мироустройства стало настолько много, что уже непонятно, где быстрее порвется. Люди обобщенного Запада разгневаны, они не понимают, куда конкретно вымещать накопившуюся злобу, потому что, ловя и наказывая одних террористов в своей стране, их правительства активно поддерживают, спонсируют и обучают других, ближневосточных, террористов, которые с радостью крушат все светское, правовое, прогрессивное. В этом смысле со времен советско-афганской войны ничего не изменилось. Про нее довольно точно сказал один из героев Грегори Робертса в романе «Шантарам»: «Эти длиннобородые муллы были вне себя из-за перемен, которые устроили в стране русские, позволив женщинам работать, поступать в университет, появляться на людях без глухого покрывала. Когда американцы предложили им деньги, оружие и бомбы, чтобы атаковать русских, они с радостью за это ухватились.»
Люди запутались. Как следствие в Европе происходит триумфальное возрождение фашистской идеологии. Она, несмотря на свои пороки, дает простые и четкие ответы, которые многих устраивают. Разнеженная толерантностью Европа не способна сопротивляться. В европейских столицах маршируют ветераны СС, заряженные ненавистью к системе брейвики расстреливают детей и получают всего лишь 20 лет тюрьмы и комфортную камеру. Именно они становятся героями борьбы за свободы для молодого, загнанного в угол поколения. Некогда таким идеологическим борцам темной стороны были противопоставлены бойцы, закаленные красной идеологией (напрашивающиеся аналогии со «Звездными войнами» здесь вполне уместны). Сейчас, насколько я могу судить, противопоставить особо нечего. От этого, разумеется, тревожно.
Порывы пока еще сдерживают железные прутья клетки, характерной для западного общества. Напомню, для Европы главный ориентир – закон (для нашего народа – справедливость, которая в вопросе того же Брейвика с законом расходится кардинально). Слабость здесь в том, что, манипулируя идеологией и чаянием людей, закон можно перевести в античеловечное русло. Собственно, именно это продемонстрировал некогда Гитлер. Именно это демонстрируют сейчас правительства некоторых европейских стран, разрешая фашистские партии, символику и парады или разрывая на куски маленькие ближневосточные страны вроде Ливии. Европейцы молчат, потому что для них нет ничего важнее верховенства закона. В советской же стране в качестве регулятора выступал не закон, а само общество и его чувство справедливости, представление о том, что правильно, а что нет.
О вытекающих отсюда существенных различиях между двумя мирами, менталитетами и идеологиями расскажу как-нибудь в другой раз.
Александр ФЕНИКС