17 июля, жара, обычный день, я на работе. Есть время, листаю ленту Фейсбука, вижу лицо молодого красивого мужчины с застывшей улыбкой, в военной форме, надпись: «Курдский фильм – «14 июль» – на русском». Вся моя лента – это курдская информация, мне всё интересно, нужно, важно. Прохожу по ссылке, чёрно-белый, хорошо озвученный фильм, четкая дикция, закадровый голос говорит: «Фильм основан на реальных событиях», и с первых секунд понимаю, что будет тяжёлая драма. Я давно не смотрю такие фильмы, «Список Шиндлера» так и не посмотрела. Убегаю от боли. Одно слово – фашизм.
Режиссёр – курд Хашим Айдемир, имя мне ничего не говорит. Я знаю Йылмаз Гюней, Бохман Гобади, Хинер Саалем. Их фильмы о той курдской правде, которая течет своим чередом, без ярких красок. Со всеми устоями, пережитками, из чего и следует разрушение личности, когда перед человеком ставят выбор, когда оказывается давление. Разрушается личность, разрушается карма, разрушаются целые судьбы, связанные одной невидимой нитью. Всё оттуда, из средневековья.
Во время просмотра этих фильмов хочется и плакать, и смеяться, хоть и с протестом, но ты принимаешь эту правду.
Фильм «14 июля» – это другая правда, боль такая, что слезы и эмоции застревают где-то в глубине горла горячим оловом.
Зря мы думаем, что знаем о фашизме всё. Есть и другой фашизм – когда человека пытают за его национальную идентичность, обращаясь к нему одним словом – ничтожество…
Тот самый молодой красивый офицер турецкой тюрьмы, Эсат Октай, свою работу хищника выполняет с достоинством: «Забудь и выброси из головы мысль, что ты курд. Если вы этого не хотите, я вас заставлю». И его лицо озаряет звериный оскал.
1981 год. Военная тюрьма курдского города Диярбакыра, камеры разделены на покорных и непокорных.
Покорные – это те, кто под ужасающими пытками, когда тело превращается в одно кровавое месиво, признают себя турками.
Непокорные это – апоисты (мы говорим апочисты), так их называет начальник тюрьмы с орлиным носом и крысиными глазками, который с радостью поощряет зверства Октая. Стареющий солдат с усердием держится за свое место палача, чтобы прожить остаток своей полной грехами жизни в достатке. Он не считает себя грешником, он защищает интересы своего фашистского государства.
Непокорные с первых дней были с Абдуллой Оджаланом ( Апо): Мазлум Доган – 27 лет. Кемаль Пир – 30 лет, турок-лаз, лидер апочистов. Мустафа Карасу – 30 лет. Али Чичек – 25 лет. Сакине Джансиз – 22 года.
Офицер Эсат Октай с ненавистью: «Проклятье, они принесут нам тяжёлые времена. Как же они нашли друг друга».
Мужчин подвешивают за окровавленные руки, они висят до тех пор, пока не простонут: «Я турок». В какой-то момент из камеры висящим протягивают хлеб, один зубами берет и передаёт рядом стоящему, только держат во рту, нюхают и передают дальше.
На женской стороне слышны крики – там другой ад, как вой израненных животных. Их стригут налысо машинкой для стрижки скота, на холодный пол падают роскошные курдские локоны, избивают прикладом по голове. Есть женщины с детьми, есть жены заключённых, которым угрожают, что если он не скажет «я турок», то жены пойдут по рукам надзирателей.
Число сдающихся растет, круг непокорных уменьшается. Привели родственников непокорных, им даётся полторы минуты, чтобы увидеться через стекло, без слов, только взгляд. Пожилую женщину оттащили по лестнице за то, что она спросила на курдском, единственном знакомом ей языке: «Как ты, сынок?»
Сакине Джансиз, Мехмет Хайри и ещё 14 непокорных объявляют бессрочную голодовку. Голодовка продолжается 40 дней – до тех пор, пока у Али не пойдет кровь и он беззвучно погибает. На протяжении всего фильма камера показывает портреты Ататюрка. Они везде – портреты, бюсты, плакаты. И сейчас его портреты висят в школах, больницах, в кабинетах у бизнесменов. Он турецкий бог.
День суда. Непокорным не дают адвокатов, не дают им и право самим защищаться. Судья заранее настроен враждебно – зачем ему слушать их. Начальник тюрьмы требует от Октая ещё более жестоких мер – курду здесь даже вдоха нельзя делать, ты должен не убить и сделать их героями, но они должны выйти отсюда турками. И снова пытают водной струёй, выводят обнаженными на снег и избивают, взваливая друг на друга в кучу, а сверху на их телах стоит солдат и размахивает турецким флагом. В камерах кромешная тьма – только лучик коридорного света в проёме дверей.
Привели новенького – старик, через поле которого проходили апочисты. Он просит сказать, за что его посадили, в чем его вина, просит дать возможность помолиться. Его вместе с другими заключёнными отводят в баню, обманывая, что их отпускают. В парилке их избивают, выводят на улицу и говорят: «Откройте канализацию и намажьте головы дерьмом.». Несчастные начинают ковыряться в дерьме, затем их туда сбрасывают…
В знак протеста против насилия Мазлум Доган совершает акт самосожжения накануне Науроза – главного курдского праздника. Ещё несколько непокорных обливают себя керосином, сжигая себя на фоне огромного, за ночь нарисованного портрета Мазлума. Акты самосожжения стали новым этапом сопротивления.
По данным комитета ООН по пыткам, заключённые тюрьмы Диярбакыра с 1980 по 1982 года подвергались 80 разновидностям пыток. Над ними были совершены физические и психологические пытки с использованием психотропных веществ и с применением сексуального насилия. Заключённых заставляли учить 60 маршей расистского содержания. Кемаль Пир погиб на 62-й день смертельной голодовки.
Мустафа Карасу после освобождения и до наших дней борется в горах Курдистана за свободу своего народа.
Сакине Джансиз тоже продолжит борьбу, и в 2013 году будет убита в Париже вместе с двумя другими активистками…
Не могу больше, плакать нет сил. Только на последних минутах фильма лирично поёт Айнур Доган. Слезы льются тихо, бесшумно. Словно омывая и орошая все страдания моего народа.
Сегодня и сейчас я обращаюсь к своим соотечественникам. Я не принадлежу ни к какой партии, не нахожусь ни на той или этой или ещё какой-то политической стороне. Но, посмотрев этот фильм, жестокую правду, прошу: оставьте в покое апочистов, РПК. Если есть факты против них – предоставьте. Если же нет, то замолчите. Переверните эту страницу в курдской истории и найдите другой путь борьбы. Если сможете. Если бы этот путь был, то сегодня, спустя 30 лет с тех событий, на улицах турецких городов не дрались бы с курдами туристами за то, что они делают фотографии на фоне курдского флага. Если у кого-то есть предложения по освободительной борьбе, дерзайте. Как эти мученики. Оджалан всего лишь узник, он не в ответе за все курдские противоречия, раздоры. Ни у кого нет права его осуждать.
Замолчите в память о тех, кого резали на куски живьём…
Гульнара Ахмедова