В 21.00 24 сентября 2019 года президент Франции Эммануэль Макрон ждал разговора по защищенной линии с президентом США Дональдом Трампом. Макрон находился в Нью-Йорке на ежегодном заседании Генеральной Ассамблеи ООН. Но в тот вечер он звонил не по делам ООН. За последние 48 часов он трижды встречался с президентом США и дважды – с президентом Ирана Хасаном Рухани. Его цель заключалась в том, чтобы установить первый прямой и официальный контакт между лидерами двух стран-противников с 1978 года. Теперь он собирался уехать в Париж, и у него были плохие новости для Трампа. Иранский лидер струсил в последнюю минуту. По данным французских источников, Трамп поблагодарил Макрона за его усилия и призвал его продолжать попытки.
Во время разговора Макрона с Трампом политический торнадо уже начал вращаться вокруг другого призыва Трампа к другому мировому лидеру. Ранее в тот же день спикер Палаты представителей Нэнси Пелоси, демократ из Калифорнии, объявила о начале официального расследования в рамках импичмента, четвертого в истории США и третьего с 1973 года. Утечка информации о существовании жалобы осведомителя из разведывательного сообщества побудила Трампа косвенно признать, что он выдвинул необоснованные обвинения в коррупции против бывшего вице-президента Джо Байдена в разговоре с украинским президентом Владимиром Зеленским. Жалоба разоблачителя еще не была обнародована, но частичное признание Трампом слухов о том, что он искал компромат на лидера Демократической партии для выдвижения на пост президента, снова привело в движение громоздкий механизм импичмента.
Макрон, без сомнения, знал, что у Трампа были политические проблемы. И его жест в попытке открыть линию связи с Рухани не был альтруистическим. Европейцы беспомощно наблюдали в 2018 году, как администрация Трампа отказалась от тщательно согласованной в 2015 году американо-европейской ядерной сделки с Ираном в пользу кампании «максимального давления» – экономических санкций, направленных против Ирана. Европейские компании, в том числе французские Total и Airbus, поспешили начать бизнес с иранскими фирмами после сделки 2015 года, которая сняла многие международные антииранские санкции. Теперь эти французские инвестиции оказались под угрозой.
Иран также начал преследовать корабли в Персидском заливе и постепенно нарушал условия того ядерного соглашения, предпринимая просчитанные шаги по разработке ядерного оружия. В августе Макрон попытался заставить Трампа и иранцев снова поговорить на саммите G-7 в Биаррице. Но эти усилия не увенчались успехом, и 14 сентября иранские беспилотники нанесли удар по государственным нефтедобывающим объектам на востоке Саудовской Аравии. Поскольку напряженность в отношениях между Соединенными Штатами и Ираном грозила перерасти в открытую войну, у французского лидера были все основания надеяться на дипломатический прорыв.
У Трампа были свои причины добиваться исторической встречи с Роухани. Утром 24 сентября, в день своего разговора с Макроном, Трамп написал в Твиттере: «В настоящее время я представляю нашу страну в ООН, но я разрешил обнародовать завтра полную, полностью рассекреченную и неотредактированную стенограмму моего телефонного разговора с президентом Украины Зеленским». Возможно, Трамп думал, что прорывной разговор с Рухани затмит тот более ранний звонок и переговоры с Зеленским. Но ожидаемая встреча с иранским лидером так и не состоялась. Так же, как и публикация неотредактированной стенограммы. Вместо этого администрация Трампа опубликовала отредактированную и неполную запись разговора с Зеленским. Даже это было инкриминирующим: выяснилось, что президент попросил в качестве «одолжения» провести расследование двух фиктивных теорий заговора, первая из которых касалась участия Украины во взломе Национального комитета Демократической партии в 2016 году, а вторая – предполагаемого вмешательства Байдена в украинскую систему уголовного правосудия с помощью его сына, который служил в совете директоров украинской энергетической компании с 2014 по 2019 годы. Вместо того чтобы ослабить подозрения, запись этого звонка только добавила импульс расследованию импичмента, организованного демократами.
Импичмент прежде всего
Во время двух предыдущих импичментов – президента Ричарда Никсона в 1973-1974 годах и президента Билла Клинтона в 1998-1999 годах – можно было бы обоснованно спросить, повлияет ли внутренний Конституционный вызов президенту на внешние отношения США. В 2019 году этот вопрос был спорным, потому что впервые в истории США процедура импичмента возникла из-за поведения президента в области внешней политики. Попытки Трампа оказать давление на Украину, чтобы она расследовала деятельность его политического соперника, а также усилия его администрации по управлению расследованием импичмента путем искажения действий Трампа в отношении Украины разрушили традиционную стену между внутренней и внешней политикой.
Импичмент Трампа стал серьезным ударом по внешнеполитическому аппарату США
И Никсон, и Клинтон испытывали эту стену и время от времени выходили за ее пределы, высматривая за рубежом достижения во внешней политике, когда их президентство оказывалось под угрозой внутри страны. Но Трамп никогда не признавал само существование стены. Столкнувшись с перспективой импичмента, он внес драматические коррективы во внешнюю политику США на Ближнем Востоке и заключил невыгодную торговую сделку с Китаем – все это для того, чтобы повысить свою слабеющую популярность внутри страны.
Кризис импичмента Трампа также стал первым серьезным ударом по внешнеполитическому аппарату Соединенных Штатов. Во время импичмента Никсона его внешнеполитическая команда во главе с госсекретарем Генри Киссинджером заполнила вакуум, созданный почти парализованным президентом. В эпоху Клинтона команда национальной безопасности поступила наоборот, следуя энергичному руководству президента, который в основном придерживался курса на внешнюю политику. Но во время импичмента Трампа президент начал войну, частную и публичную, с истеблишментом национальной безопасности – реакция, без сомнения, на тот факт, что разоблачитель, вероятно, был профессионалом национальной безопасности, как и многие из тех, кто в Палате представителей давал показания против Трампа. Лидеры внешнеполитической команды Трампа – малозаметный советник по национальной безопасности Роберт К. О’Брайен и энергично настроенный Государственный секретарь Майк Помпео – показали свое презрение к самому понятию традиционных дипломатических принципов США.
Защита президента нанесла еще больший ущерб способности США проецировать «мягкую силу» по всему миру. Трамп и его официальные защитники – избранные члены Конгресса и адвокаты – утверждали, что в принципе нет ничего плохого в том, что президент использует внешнюю политику для продвижения своей личной политической повестки. Мировые диктатуры могут быть цинично восприимчивы к такому признанию. Но американский президент, который продается, – это не тот, кого демократические союзники США будут искать для глобального лидерства. На тех работников администрации США, которые выступают за старомодные идеалы, такие как национальные интересы, Трамп отреагировал кампанией насмешливых и угрожающих твитов, ослабляя моральный дух всей бюрократии национальной безопасности и разведки и подрывая свой авторитет за рубежом.
Плохой актер
Первоначальная реакция Трампа на угрозу импичмента состояла в том, чтобы попытаться уменьшить вероятность неприятностей, приходящих из-за рубежа. Он не только надеялся на прорывную встречу с Роухани, но и стремился к уходу из Ближнего Востока – региона, из которого, будучи кандидатом в президенты, он обещал вывести американские войска. 6 октября, через две недели после того, как Палата представителей начала расследование его телефонного разговора с Зеленским, Трамп шокировал мир, согласившись на предложение президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана о том, чтобы американские военные ушли из турецко-сирийского пограничного района, чтобы освободить место для турецкого вторжения.
Сделка с Турцией вызвала немедленную оппозицию не только со стороны демократов на Капитолийском холме и специалистов по национальной безопасности, но и со стороны членов собственной партии Трампа и американских военных: Вашингтон фактически отказался от своих курдских партнеров, которые играли центральную роль в коалиции, созданной бывшим президентом Бараком Обамой для борьбы с Исламским государством, известным как ИГИЛ. Резко негативная реакция, вероятно, была не той, которую ожидал Трамп, и он быстро перешел к попытке сдержать политические последствия своего решения.
После того как 9 октября Турция нанесла авиаудары по курдским позициям, Трамп направил Эрдогану письмо, в котором умолял его не продолжать запланированное вторжение. «Давай заключим хорошую сделку! Я упорно работал, чтобы решить некоторые из ваших проблем», – написал Трамп своему турецкому коллеге. Ни один американский президент, которому грозил импичмент, никогда не делал свою внутреннюю уязвимость столь очевидной для иностранного политика. Неудивительно, что турецкая армия все равно двинулась в Сирию, так же как Турция воспользовалась тяжелым положением американского президента Никсона в 1974 году, чтобы вторгнуться на Кипр.
Позиция США в Леванте рушилась, союзники США погибали в северной Сирии, и тогда законодатели, которые должны были бы защищать Трампа в процессе импичмента, дали знать о своем растущем недовольстве. Пытаясь успокоить их, Трамп 14 октября ввел санкции в отношении Турции. Затем он направил вице-президента Майка Пенса в регион для переговоров о прекращении огня. После того как турки согласились на пятидневную паузу в боевых действиях, которая закончилась без возобновления крупных военных операций, Трамп 23 октября объявил, что снимает санкции с Турции. Однако двухпартийная критика продолжалась – отчасти потому, что турки все еще удерживали территорию, ранее контролировавшуюся курдскими партнерами Соединенных Штатов. Четыре дня спустя, 27 октября, президенту, похоже, повезло: американские спецназовцы убили Абу Бакра аль-Багдади, лидера ИГИЛ, во время рейда на севере Сирии.
То немногое, что было обнародовано об этой операции, не указывает на роль, которую сыграли в акции напряженные отношения между США и Турцией, если таковые вообще имели место. Но, объявив о смерти Багдади, Трамп поблагодарил Турцию и Россию (в дополнение к Ираку и сирийским курдам) за их помощь в этой миссии. По крайней мере время проведения рейда было удобным. Купаясь в лучах этого успеха, Трамп приветствовал Эрдогана в Овальном кабинете 29 октября. Даже лидер сенатского большинства Митч Макконнелл, республиканец из штата Кентукки, которому предстояло стать ключом к окончательному оправданию президента в Сенате, с трудом воспринял символику турецкого визита. «Я разделяю беспокойство моих коллег по поводу того, что президента Эрдогана чествуют в Белом доме», – указал он в своем заявлении.
Турция была не единственной страной, которая пыталась использовать ослабление политических позиций Трампа. 18 декабря палата представителей одобрила две статьи импичмента президента США. Менее чем через две недели поддерживаемые Ираном боевики в Ираке запустили ракеты по военной базе на севере Ирака, ранив нескольких американских и иракских солдат и убив американского контрактника. Тегеран, вероятно, думал, что Трамп отвлекся на импичмент и не будет мстить. Но Трамп не терял времени на ответ: два дня спустя Соединенные Штаты нанесли авиаудары по объектам, связанным с Ираном или его доверенными лицами в Ираке и Сирии. Как и авиаудары Клинтона по Усаме бен Ладену и Саддаму Хусейну в 1998 году, эти удары были явным ответом на действия противника, который пересек хорошо понятную красную линию. Они не были похожи на акты политической диверсии.
Но то, что произошло дальше в холодной войне между Тегераном и Вашингтоном, гораздо сложнее объяснить без учета внутриполитических соображений. 31 декабря иракские сторонники Ирана взломали внешние ворота американского посольства в Багдаде и подожгли приемную. Даже в самые спокойные политические моменты такое действие затронуло бы болезненный исторический нерв. Но в разгар саги об импичменте отголоски событий в Тегеране в 1979 году и в Бенгази в 2012 году были еще более резонансными. Трамп не мог допустить, чтобы нестабильная ситуация в Багдаде стала его Бенгази. (В Тегеране в 1979 году иранцы ворвались в посольство и взяли в заложники 52 американских дипломата. Это нанесло сокрушительный удар по президенту США Джими Картеру и способствовало победе республиканцев на выборах. В Бенгази в 2012 году из гранатометов и стрелкового оружия было обстреляно консульство США, что вызвало пожар в здании, в результате которого погибли дипломаты. – Прим. ред.).
Тегеран, должно быть, знал, что президент США нанесет ответный удар, но ответ, который тот выбрал, – как сообщается, по настоянию Помпео – был жестким и безрассудным, предполагающим желание повторить политический эффект, который Трамп получил ранее от убийства Багдади в октябре. 3 января 2020 года Соединенные Штаты убили генерал-майора Касыма Сулеймани, командующего силами Кудс Корпуса стражей исламской революции Ирана, в результате удара беспилотника в Багдаде. ЦРУ, как сообщается, информировало Трампа о том, что иранский ответ будет сдержанным (главным предметом беспокойства Трампа было то, что американцы могут погибнуть в результате любого акта мести со стороны Ирана). Хотя администрация Трампа первоначально объясняла свое нападение как ответ на «неминуемую угрозу», стало ясно, что это обоснование было предложено в качестве хеджирования на случай, если первое публично признанное убийство иностранного военного лидера Соединенными Штатами в мирное время спровоцирует войну.
Когда 8 января Иран предсказуемо ответил ракетными ударами по иракским базам, где размещались американские войска, также стало ясно, что убийство Сулеймани не было частью какой-либо более масштабной стратегии сдерживания или смены режима. «Все хорошо! Пока все идет хорошо» – президент написал это в твиттере после того, как первые публичные сообщения указали на то, что жертв среди американцев нет. Очевидно, по мнению президента, только смерть американцев могла бы вызвать необходимость нового военного ответа Ирану, которого Трамп явно не хотел – даже если отступление означало позволить Ирану продолжить его марш к созданию ядерной бомбы. Более 100 американских военных были госпитализированы с травмами головы, но Белый дом не упомянул об этом факте. (Общественность узнала о жертвах только потому, что министерство обороны периодически выступало с заявлениями о ранениях, которые были распространены группами ветеранов, членами Конгресса и средствами массовой информации.) Послание Ирану было ясным: Трамп не хотел войны на Ближнем Востоке. Он хотел продемонстрировать силу, чтобы укрепить свое положение в разгар внутриполитического кризиса.
Мошенничество
Когда в январе 2020 года над Трампом замаячил Сенатский процесс, президент США продемонстрировал международное торговое соглашение, которое, как он надеялся, также украсит его имидж. Еще в октябре, когда Палата представителей только начинала свое расследование, Трамп объявил, что Соединенные Штаты и Китай договорились об общих рамках для первой фазы сделки – для прекращения огня в торговой войне. Эта фаза должна была привести к переговорам о более всеобъемлющем соглашении «в ближайшем будущем». В рамках этой структуры Трамп пообещал отложить введение новых тарифов, которые он угрожал ввести в октябре. В основе подхода Трампа к этим переговорам лежал простодушный меркантилизм, который Пекин признал бы – ведь китайское руководство в равной степени меркантильно; и то, и другое приравнивает государственную власть и влияние к накоплению экспортных излишков. Когда Трамп впервые начал свою торговую войну в 2018 году, китайцы ответили, работая над тем, чтобы подорвать его политически – разрабатывая тарифы, которые пришли бы за дружественными Трампу американскими фермерами сои и производителями этанола в Айове и Небраске. Подобный вариант был доступен Пекину в 2019 году, когда Трамп, возможно, был еще слабее политически.
Но вместо этого китайцы решили помочь американскому президенту в трудную минуту. В 1974 году диктатура Мао Цзэдуна стремилась сохранить свои отношения с командой Никсона-Киссинджера, которая предоставила ей доступ к американским технологиям, разведданным и средствам безопасности, которые КНР мог использовать для противодействия Советскому Союзу. Таким образом, режим Мао поддерживал челночную дипломатию Киссинджера на Ближнем Востоке и не делал ничего, чтобы осложнить встречу Никсона на высшем уровне по разрядке 1974 года с СССР. Точно так же в 2019 и 2020 годах председатель КНР Си Цзиньпин видел долгосрочную выгоду в том, чтобы бросить Трампу кость краткосрочных выгод. До кризиса импичмента Трампа китайцы не думали, что смогут положить конец торговой войне, не проведя внутреннюю законодательную и регулятивную реформу. Такая реформа, которая была бы болезненной для автократа, стремящегося к большему, а не меньшему контролю над внутренней экономикой Китая, присутствовала в соглашении, находящемся на рассмотрении обеих стран, пока Пекин внезапно не отказался от переговоров в июне. Но по мере того как расследование импичмента углублялось, Китай, вероятно, увидел другой выход из дорогостоящей торговой войны: экономическую уступку, на которую Трамп мог претендовать как на свою победу.
В рамках первой фазы сделки, подписанной 15 января, за неделю до начала процесса импичмента Трампа в Сенате, китайцы пообещали закупить товары в США на сумму 200 миллиардов долларов в течение следующих двух лет и пообещали, что 76 миллиардов долларов из этих закупок будут осуществлены в течение президентских выборов 2020 года. Соединенные Штаты и Китай держали в секрете, какие американские компании выиграют, но Трамп ясно дал понять на церемонии подписания, что американские переговорщики направят китайские деньги штатам, которые необходимы для переизбрания президента.
«Джони Эрнст, – позвал Трамп с президентской трибуны, имея в виду сенатора-республиканца от штата Айова. – У тебя есть этанол, так что ты не можешь жаловаться, верно? . . . [Сенатор] Деб Фишер – в той же лодке, верно, Деб? Вам нужен этот этанол для Небраски». Фишер, как и Эрнст, собирались стать присяжным в суде над Трампом.
Долговременный ущерб
Кризис импичмента Трампа и, в частности, защита президента его союзниками в Конгрессе уничтожили все оставшиеся претензии на то, что США в настоящее время действуют на основе узнаваемых национальных интересов. Алан Дершовиц, один из адвокатов Трампа, утверждал на суде в Сенате, что «даже если президент, любой президент, потребует quid pro quo в качестве условия для отправки помощи в другую страну, что, очевидно, очень спорный вопрос в данном случае, это само по себе не будет представлять собой злоупотребление властью». Затем Дершовиц добавил: «Quid pro quo сам по себе не является основанием для злоупотребления властью, это часть того, как внешняя политика управлялась президентами с начала времен». Для любого нормального президента эти два заявления показались бы банальными. Но поскольку они были сделаны в защиту схемы вымогательства в рамках расследования деятельности одного из соперников президента на выборах и поскольку вымогательство было направлено на важного союзника США, эти аргументы подразумевали беспрецедентную и недемократическую внешнеполитическую доктрину, которая путает личные потребности лидера с интересами государства.
Трамп ускорил свою программу «Америка прежде всего»
Стремясь оправдать неловкую и эгоцентричную политику президента как некие освященные временем прерогативы, союзники Трампа демонстрировали безразличие к любым прочным принципам национальной безопасности США. И их защита позволила еще больше усилить внешнюю политику Трампа во время кризиса импичмента. В попытке укрепить свою популярность президент ускорил свою программу «Америка прежде всего», которая на практике была программой «Трамп прежде всего». Соединенные Штаты фактически ушли с Ближнего Востока, сигнализируя об отсутствии интереса к стабилизации ситуации в Сирии или Ираке. И когда Тегеран испытал Трампа в этот момент слабости, тот сначала отреагировал соответствующим образом, только чтобы опрометчиво получить обострение в связи с громким убийством, к предсказуемым последствиям которого он, очевидно, не был готов ответить. Наконец, Трамп принял взятку от Китая в год выборов вместо реальных структурных изменений в торговых отношениях между США и Китаем.
Почти за три года своего президентства Трамп уже растратил большую часть своего международного авторитета. Кризис импичмента уничтожил то немногое, что оставалось. Под возросшим политическим давлением внутри страны Трамп, этот самозваный мастер сделки, оказался еще более удобным для манипулирования со стороны иностранных лидеров, чем он был раньше. В конечном счете республиканское большинство в Сенате оправдало Трампа, что дорого обошлось внешней политике США и конституционному балансу сил. Из трех кризисов импичмента эпохи сверхдержав, кризис Трампа стал самым разрушительным для Соединенных Штатов, для их альянсов и для того, что осталось от либерального мирового порядка.