В Вене проходит встреча политических директоров «шестерки» мировых держав, на которой должно быть утверждено итоговое соглашение по иранской ядерной программе. Источники, близкие к переговорам, информируют: проект документа может быть готов раньше намеченного срока — к середине июня. В этой связи заместитель министра иностранных дел России Сергей Рябков сообщил, что диалог набрал «хороший темп», а, по словам министра иностранных дел Ирана Мохаммада Джавада Зарифа, «согласие по урегулированию иранской ядерной проблемы может быть достигнуто с высокой степенью вероятности».
В свою очередь, президенту США Бараку Обаме в ходе двухдневного саммита в Кэмп-Дэвиде с главами шести стран Персидского залива (Саудовская Аравия, Оман, ОАЭ, Бахрейн, Катар и Кувейт) удалось снять препятствия на пути соглашения с Тегераном через обещание расширить военное сотрудничество с монархиями и увеличить число совместных учений. В ответ эмир Катара Тамим бен Хамад ат-Тани объявил, что «государства Персидского залива приветствуют договоренность с Ираном по ядерному досье».
Большинство экспертов сходится во мнении, что ядерное соглашение с Тегераном повлечет за собой целую цепочку серьезнейших геополитических изменений. Но каких? Напомним, что односторонние санкции США против ИРИ были введены ещё при президенте Билле Клинтоне в 1995 году и с тех пор постоянно продлевались на различных уровнях, вплоть до ООН. Это изменило политические и экономические расклады, прежде всего, у соседей Ирана в Закавказье. С одной стороны, Вашингтон укреплял свои позиции в регионе Ближнего и Среднего Востока вместе с активным проникновением на Кавказ с целью установления контроля над углеводородными ресурсами Каспийского моря. С другой, США поддерживали проект по созданию в регионе буферной зоны через азербайджано-турецкий альянс, который бы одновременно сдерживал влияние Ирана и России. Вашингтон тогда опасался, что в Закавказье место ослабленной в геополитическом плане Москвы займет Тегеран, где то затихали, то всплывали идеи, как максимум, о воссоединении отошедших к России в результате войн первой половины XIX века закавказских ханств, как минимум, о восстановлении в них иранского влияния. Объективно, на определенном этапе позиции Запада и России совпадали, что приносило геополитические дивиденды Баку, поскольку оказавшийся под режимом санкций Иран был (в отличии от Азербайджана) лишен возможностей использовать как в экономических, так и в политических целях свои огромные энергетические богатства. Кстати, об этом откровенно говорил в прошлом году вице-президент США Джо Байден во время выступления на энергетическом саммите в Стамбуле. По его словам, «в реализации проекта нефтепровода «Баку-Тбилиси-Джейхан» одним из важных моментов было лидерство Азербайджана, а также участие в этом проекте Грузии и Турции».
По мере развития событий отношения Анкары и Баку стали обрастать обширной договорно-правовой базой, что приближало Азербайджан к евроатлантическому полюсу и отдаляло от иранского. Но Тегеран не стоял на месте, и, чтобы его окончательно не выдавили из Закавказья, стал налаживать и расширять сотрудничество с Арменией, внося немалый вклад в сохранение баланса сил и интересов не просто всего Закавказья, но и в локальной зоне карабахского конфликта. Тут всё построено на негласных исторических нюансах, ведь Иран, особенно после ухода из региона России, считает земли Карабаха «своей» территорией, что создает ему возможность интегрироваться при новых условиях в процесс урегулирования конфликта. А в карабахском городе Шуши вам, если попросите, покажут старинную персидскую мечеть со сбитыми минаретами. И обязательно присовокупят, что пока она разрушена, но её обязательно восстановят. Эта коллизия тем более интересна что внешняя политика Тегерана в Закавказье не мотивируется религиозной идеологией, а исходит из желания иранцев занять в регионе роль не какой-то там «третьей силы», а наряду с Россией — «исторической силы», выдавливая из региона Турцию как «геополитическую аномалию». Как ни крути, но Россия и Иран исторически привязаны к Азербайджану, Армении и Грузии. Отсюда некоторые геополитические «клещи»: либо реально существующий стратегический треугольник Москва -Ереван-Тегеран, либо потенциальный Москва-Баку-Тегеран, образующий, как пишет один современный геополитик, «ромб, во многом симметричный балканскому ромбу».
Одновременно Иран демонстрирует идентичность позиций с Москвой в проблеме определения правового статуса Каспия, неурегулированность которого до сих пор препятствует реализации новых азербайджанских проектов по выводу энергоресурсов региона в обход России в Европу. Отметим и такой фактор: Иран является прямым соседом Армении, Нагорного Карабаха и Азербайджана, что, по сравнению с Турцией, у которой нет границ с Баку за исключением небольшого нахичеванского участка, создаёт ИРИ определенные геополитические преимущества. В отличие от Тегерана, возможности Анкары ограничены почти полным выпадением Армении из сферы турецкого влияния из-за блокирования с ней границ.
Таким образом, в Закавказье к началу переговоров «шестерки» определилось два — с выходом на соседний Ближний Восток — геополитических альянса: Азербайджан-Турция и Россия-Армения с потенциальным подключением Ирана к каждому из них. Тут бросаются в глаза заметные особенности. На Ближнем Востоке с подачи Вашингтона активизировались процессы деградации, которые напрямую охватили Турцию, что ставит под сомнение перспективы её стратегической привязки к Азербайджану. К тому же снятие с Ирана западных санкций не сразу, но неизбежно приведёт к нивелированию пока ещё существующего энергетического влияния Баку. К слову, именно такой сценарий развития событий предвидел бывший посол США в Баку Ричард Морнингстар, что наводит на следующую мысль: Вашингтон приступил к перегруппировке сил на Большом Ближнем Востоке. Во всяком случае, если раньше американцы демонстрировали острую заинтересованность в бакинской нефти, то сейчас такой интерес проявляет только ЕС, рассчитывающий создать альтернативные российским энергетические маршруты. Поэтому после Турции и Азербайджан начинает втягиваться в большие геополитические игры. Что касается Ирана, то он сейчас фактически вовлечен в военно-политическое противостояние с «Исламским государством Ирака и Леванта» (ИГИЛ) в Ираке, действует в Сирии и обозначает своё присутствие в Йемене, вступая в открытое противостояние с Саудовской Аравией.
Однако через отмену санкций Тегеран может дополнительно раскрыться на новых геополитических направлениях — курдском и тюркском. Не случайно в последнее время американцы проделали огромную историческую (экспертную) работу, возрождая забытые проекты. Речь идёт о конструировании так называемых буферных зон. В Азербайджане — Арран с центром в Гяндже, где в раннее средневековье правили представители тюркской династии атабеков — Ильдегезидов, и Ширван с центром в Шемахе, то есть две территории, которые потом вошли в состав Российской империи. В Иране — тюрко-туркменская зона в Тебризе, на западе — курдская зона с перспективой интеграции в разворачиваемый ныне проект «Большой Курдистан», охватывающий территории севера Ирака и Сирии, а также части юго-восточных вилайетов Турции и так называемый «большой армянский очаг», включающий в себя и Армению, и Карабах. Обозначенная панорама вписывается в мозаику уже фрагментированных Афганистана, Ирака, Ливии, в будущем, возможно, Сирии, Йемена и, не исключено, Саудовской Аравии. Стоит ли удивляться тому, что Анкара нервозно следит за активностью США и их союзников на Ближнем и Среднем Востоке, поскольку для неё в борьбе за гегемонию в регионе создали сразу несколько фронтов.
Нетрудно догадаться, что обозначенный сценарий будет встречен в штыки со стороны некоторых экспертов. Но на Большом Ближнем Востоке нужно быть готовым к самому невероятному ходу событий, так как внешнее потепление иранско-американских отношений — всего лишь тактика, окончательный вердикт будет вынесен в будущем. А пока стратегия Вашингтона в отношении Тегерана состоит в том, чтобы сделать процесс вовлечения его в переговоры необратимым, создать условия для включения режима «пошагового боя» под флагом самых добрых намерений. Что же касается России и её союзников, им необходимо как можно быстрее осознать трансформацию и формирование новых реальностей в Закавказье, чтобы быть готовыми ко всему, что ещё нас только ждет.
Станислав Тарасов — шеф-редактор Восточной редакции ИА REGNUM