Исследования, спонсируемые иранским правительством, показывают, что недовольство религиозными символами государства находится на рекордно высоком уровне.
По данным исследовательского отдела иранского парламента, около 70% иранских женщин не строго следуют официальному диктату в том, что касается ношения хиджаба. Антиклерикальные настроения переросли в насилие. Независимо от их связей с правительством, священнослужители регулярно подвергаются нападениям и ножевым ударам на улицах со стороны разгневанных антиправительственно настроенных личностей.
Иран в ответ осторожно преуменьшает значение исламизма и делает упор на национализм и иностранные угрозы, чтобы завоевать сердца недовольных граждан. Иранские лидеры признали факт отхода общества от исламизма, сделав беспрецедентную ставку на национализм и продемонстрировав свою решимость включить патриотические чувства в государственную идеологию во время празднования 40-й годовщины революции в феврале.
Верховный лидер Ирана, аятолла Али Хаменеи, неоднократно призывал иранцев поддержать правительство, даже если они не поддерживают его исламистскую идеологию, ради своей страны и собственной безопасности.
Корпус Стражей Исламской революции (КСИР), который был создан для сохранения Исламской Республики и идеалов [шиитской религиозной и одновременно социальной] революции 1979 года, теперь изображает себя хранителем нации и символом иранской власти, а так же силой, направленной против иностранной агрессии. Изображения древних руин Персеполя и ссылки на доисламское персидское прошлое стали вездесущими в контролируемых государством СМИ.
Изменение в стратегии правительства произошло в то время, когда иранцы продемонстрировали новое стремление к национализму, бросив вызов самопровозглашённой религиозной политической системе. Импровизированные массовые собрания у гробницы Кира, основателя Персидской империи, известного своей терпимостью к покорённым народам и другим религиям, удивили наблюдателей и вызвали репрессии со стороны сил безопасности.
Казалось бы, что антиамериканизм иранского руководства всё больше расходится с давним желанием иранского народа положить конец международной изоляции своей страны. Люди открыто выступают против использования режимом религии, антиамериканизма и поддержки сирийского правительства и прокси-групп в ущерб благополучию населения Ирана. Во время общенациональных протестов в 2018 году многие иранцы кричали: «Отпустите Сирию, подумайте о нас!» (Другой распространённый лозунг протестов 2018 году – «Долой власть ахундов!» — прим.).
Народное давление также сыграло важную роль в том, чтобы заставить режим Ирана подписать ядерную сделку в 2015 году. Иранцы надеялись, что эта сделка станет шагом к тому, чтобы заставить режим больше открыться миру. В своей книге “Национальная безопасность и ядерная дипломатия” президент Хасан Роухани признаёт, что руководство уделяло самое пристальное внимание засекреченным общественным опросам, организованным правительством, прежде чем принимать решения в отношении ядерной программы.
Верховный лидер Ирана и командиры КСИР не делали секрета из своего нежелания принять сделку и то, что может последовать за ней. В своей кампании по переизбранию в 2017 году Роухани пообещал, что после обеспечения ядерной сделки он решит другие нерешённые вопросы, подразумевая установление хороших отношений с Соединёнными Штатами.
Избрание Дональда Трампа, за которым последовал его выход из ядерной сделки и возобновление американских санкций против Ирана, остановило реформистский импульс Роухани. Вместо этого у иранцев, как представляется, возникает чувство предательства со стороны Соединённых Штатов и чувство угрозы территориальной целостности страны.
Иранские сторонники жёсткой линии почувствовали начало изменений в настроении населения. Две недели назад ежедневная газета “Кайхан”, известная своими тесными связями с верховным лидером и КСИР, объявила «конец иллюзий в отношении Запада» «величайшим достижением» последнего персидского года, который закончился 20 марта. Иранские элиты, некогда воодушевлявшие общество и получавшие голоса с обещанием улучшения отношений с Соединёнными Штатами, теперь просто повторяют гневную антиамериканскую риторику своих консервативных соперников.
Сегодня Джавад Зариф, когда-то улыбчивый министр иностранных дел Ирана и главный ядерный переговорщик, больше похож на бывшего жёсткого президента Махмуда Ахмадинежада. Даже Али Акбар Салехи, глава Организации по атомной энергии Ирана и участник переговоров по ядерной программе, получивший образование в МТИ, недавно сказал, что все, от сторонников до противников режима «и от революционеров до антиреволюционеров, пришли к убеждению, что Соединённые Штаты – наш враг».
Лишая Иран ядерного рычага, вновь вводя санкции и тяжело вооружая региональных конкурентов Ирана, Соединённые Штаты усилили беспокойство по поводу национальной безопасности в республике. Следовательно, дискурс национальной безопасности, который объединяет элиты и массы, выстраивается, и администрация Трампа обеспечивает доверие к нему.
Исламская Республика Иран выжила не только благодаря своему аппарату безопасности, но и благодаря тому, что её лидеры смогли справиться с общественными настроениями и внутриэлитными конфликтами. И вот теперь иранские лидеры обнаружили, что враждебность президента Трампа по отношению к Ирану помогает сплотить обиженных граждан с режимом и создать новую сплочённую исламистско-националистическую идеологию.
Это могло бы оказать демобилизирующее воздействие на подпольное, но всё ещё живое гражданское общество Ирана и усилить влияние Стражей Революции (КСИР) на внешнюю политику. Заявление Хаменеи о том, что, если бы подразделения КСИР не боролись с террористами в Дамаске, они бы боролись с ними в Тегеране, вызывает всё меньшую и меньшую оппозицию среди населения и элиты.
Вполне вероятно, что многие будут рассматривать инвестиции в режим как инвестиции в собственную и национальную безопасность. На протяжении четырёх десятилетий американское и иранское правительства одновременно следовали системе вознаграждения и наказания иранских граждан за противоположные цели. Вашингтон надеялся разжечь общественные восстания, ведущие к смене режима; Тегеран стремился обеспечить лояльность населения и долговечность режима.
Санкции и изоляция вместе с репрессиями режима часто порождают недовольство населения, превращая выборы в политические движения, а студентов и женщин – в мужественных протестующих. Пользуясь этими настроениями, президент Барак Обама в своих посланиях на Науруз, персидский (и курдский — прим.) Новый год, определил наилучшие возможности для нации по ядерному соглашению. Президент Трамп установил новую планку для иранских граждан в своём Послании Науруза 20 марта: смена режима.
Политика Вашингтона в отношении Ирана ставит под угрозу благоприятный взгляд иранского народа на Соединённые Штаты. Санкции, возможно, перешли оптимальную точку для направления общественного недовольства против режима, за пределами которой они лишь отчуждают иранских граждан от Соединённых Штатов.
Заявления американских чиновников о том, что санкции нацелены на иранский режим, а не на народ – плохая шутка. В глазах простых иранцев именно они – обычные люди – стали мишенью для последствий санкций.
Американская политика эффективно расширяет возможности сторонников жёсткой линии и подталкивает иранских граждан к режиму. Измученные 40-летними государственными репрессиями и международным давлением, иранские граждане вполне могут перенести свой гнев со спонсоров первых на последнее и продемонстрировать неохотное предпочтение тем, кто носит одежду персидского национализма и национальной безопасности.